Словенка
Шрифт:
— А Ярослава-то помирилась ли с Уваром или за Любимом бегает, — промелькнуло у девки в голове. — Тяжко, поди, Добромире… А я, глупая, в чужом доме прясть буду. Кто мне Добрыня Всеславович да Белёна Игнатьевна? Хозяева добрые, а отец — то с матерью далече… Род свой опозорила… Не так живу, как все. Захотелось город славный повидать, волюшки хотела… А на добро ли мне волюшка?
Но недолго мысли такие в девичьей головке витают; быстро их ветер уносит.
Торопилась Гореслава к забралу, боялась, что устанет ждать кметь, с другой уйдёт гулять. А что
Нет, стоял он, напрасно торопилась. Но не один: разговаривал с ним муж в тёмном червлёном мятле; в волосах его серебрились уже паутинки. Девушка приняла его за старшого кметя, потому обождать решила, пока разговор не кончат. Но не желали они заканчивать свою беседу, показалось даже Гореславе, что заспорили. И точно, Изяслав стал руками размахивать; голос его зазвенел, а собеседник его по-прежнему спокоен был. Надо же было случиться, чтобы пошли они туда, где девка стояла. Тут-то и узнала она кметя воротшего, припомнилось ей лицо его. В родное печище несколько раз сам заехал, когда дань долго в Черен не везли. Звался он Вышеславом, и тогда, когда приезжал он к ним в последний раз, и звался к нему в отроки Увар. Было это летом прошедшим, на Перунов гнев богатым. Ноги у девушки подкосились, и сползла она на травку, словно турица подстреленная. Видела, что приметили её, подошли поближе, но подняться не смогла.
— Что с тобой, девица? — спросил князь.
Гореслава молчала.
— Да притомилась, верно, просто, — ответил за неё Изяслав и помог ей встать на ноги.
— А я думаю, оробела она.
А князь-то оказался вовсе не таким страшным, как ей казалось, подобало быть князю; и глаза у него были добрые-добрые.
— Правда ваша, испугалась я: никогда я раньше князя так близко не видала.
— Привезли её откуда-то, потому такая странная. У нас-то все девки вас знают.
— Так откуда ты, славница?
— Из печища на Медвежьем озере.
— Бывал я там…
Вышеслав вдруг заторопился, коротко распрощался и пошёл в сторону града.
— Ну, куда пойдём, Гореславушка? К тем, кто у Быстрой гуляют?
— Как хотите вы.
— Говорил ведь тебе, чтобы просто Изяславом звала. Или и в печище ты парней своих не по имени звала?
— По имени, — Гореслава рассмеялась. — И то верно. Только с непривычки-то мне трудно запросто с вами разговаривать. Кметей я раньше не встречала.
Теперь Изяслав засмеялся.
— Пойдём, что ли?
Она кивнула.
… У Быстрой уже разожгли костры, и девки с парнями со смехом прыгали через огонь. В липень месяц, конечно, костры были больше и пылали ярче, как и требовали Боги. Ах, сколько свадеб тогда сыграли!
Изяслав взял её за руку и повёл к гулявшим. Гореслава сразу заметила, сколько глаз на них посмотрело. Девки с завистью глядели, сжимали за спиной кулачки, а парни с любопытством на неё посматривали.
…Гуляли до утра, разошлись тогда лишь, когда небо посветлело, и над горизонтом заалела узкая полоска света. У девушки
За воротами Лисичка залаяла, ей отозвался матёрый Бирюк. Скрипнули ворота (как показалось испуганной Гореславе) слишком громко. Но никто из дома не вышел. "Может быть, не вернулись ещё Егор с Хватом", — промелькнуло у неё в голове. Но громкий храп, слышный даже во дворе, убедил её в обратном.
Девушка побоялась пройти в горницу и легла в сенях в куту с мешками. Совсем рядом с ней зашевелился кто-то. Гореслава испугалась, даже закричать хотела, но в полутьме разглядела, что это была Миланья.
— Никак вы, Гореслава Наумовна, — удивилась она. — Ранёшенько вы встали.
— А я, Миланьюшка, не вставала, только что вернулась я. Ты хозяйку не буди.
— А что будить, скоро сама встанет.
Миланья сладко потянулась и легла досыпать последние часочки.
Гореслава проснулась от того, что кто-то тряс её за плечо. Она с трудом открыла глаза и увидела склонившуюся над ней Белёну Игнатьевну.
— Иди в горницу, бедовая. Шумно будет, отоспаться не дадут.
Не заметила девушка в глазах хозяйки гнева, хоть и внимательно смотрела.
— Вы не осерчали на меня? — спросила.
— А за что? Каждой девке замуж хочется, поэтому и гуляет она до утра. Только опосля говори мне о том, что поночёвнивать вздумаешь.
Гореслава кивнула головой.
В горнице, на перине девушка быстро заснула, однако и сквозь сон слышала она стук топора Добрыни Всеславича.
А во сне ей, конечно, привиделся Изяслав.
4
Кот-мурлыка тёрся о ноги, песни пел.
Гореслава сидела в горнице у окошка и с тоской смотрела на улицу. Со двора она третий день не выходила, а всё потому, что пошла в один тёплый денёк с парнями на речку. Солнышко сильно припекало; на небе — ни облачка. Вода в Тёмной прохладой манила, и, хоть и был серпень месяц, девушка решилась пройтись немного вдоль берега по мелководью. А парни, всегда на шутки и проказы падкие, возьми да столкни её в воду. Водица-то холодная была, особенно ввечеру.
Вернулась девка уже хворая, как от мороза дрожала. Мудрёна Братиловна перепугалась: как в глаза-то родичам Гореславиным посмотрит, если привезёт её в печище хворую. Хоть бежала девка без родительского позволения, да на её мужа телеге — значит, в Черене она ей за место матери. Быстро уложила Мудрёна бедовую в постель, молоком тёплым с мёдом напоила и побежала за Белёной Игнатьевной. "Ледея в руки свои Гореславушку нашу схватила, отпустит ли", — причитала кузнечиха, поторапливая хозяйку. Но плотника жена сказала, что девка быстро поправится; она-то в этом толк знала. Сварила травки лесные, напоила ими хворую. И исчез холод зимний, отступила Ледея.