Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой
Шрифт:
В этот миг далекое солнце послало свой первый луч к нам во двор, заливая его чудесным сиянием. В этом сиянии стояла мать, сказочно прекрасная, лучезарная, словно сошедшая с небес. Я бросился к ней с охапкой цветов и победоносно крикнул:
— Мама, мама… ландыши…
Я ликовал от беспредельного счастья.
На лице матери появилась радостная улыбка: счастливая, она протянула руки к ландышам и поднесла их к лицу. Но, прежде чем вдохнуть их свежий, пьянящий аромат, — она взглянула на меня:
— Что же ты плачешь, сынок?
В моих глазах стояли крупные слезы пережитого страха, которых я в своем победном
Три пасхальных подарка
Мои родители доводились крестными одной девочке, сироте, росшей без отца; она жила с матерью в убогой лачуге под горой. Когда приближалась Пасха — пора подарков, — дома у нас много говорили о том, какой подарок нужно сделать этой девочке. Дарили обычно кулич и крашеное яйцо. Это подразумевалось само собой, и отец с матерью обсуждали лишь, какой величины испечь кулич для сироты из лачуги.
И удивительное дело: мать, выросшая в богатом доме, обычно не желала дарить большого кулича, настаивала на самом маленьком, отец же, который с детства был бедняком, считал, что если дарить, так дарить самый большой, чтобы сирота со своей матерью хоть раз досыта наелись. Отец хотел, чтобы кулич пекли с изюмом, а мать не соглашалась, полагая, что достаточно сделать его с орехами.
Но это было еще не все. Существовал обычай вкладывать в подарок и деньги. И здесь получалось как раз наоборот: если мать жадничала из-за кулича, то отец был скуп на деньги.
Матери хотелось воткнуть в кулич крону. В то время у нас была еще Австрия [2] .
— Какую там крону! — кричал возмущенно отец. — Чтобы заработать гульден, я должен целый день тесать бревна. Крона — это слишком много. Мы бедняки, нам нельзя так бахвалиться. Богатеи и те не все дарят крону. Я получал зекс, хотя мой крестный был богачом, а я жил в лачуге. Можешь дать два зекса, этого вполне достаточно.
— Ну нет, два зекса слишком мало, — протестовала мать, — нам будет просто стыдно. Не такие уж мы нищие. Нужно порадовать ребенка. Смотри, как радуется наш, когда получает сколько-нибудь денег.
2
До 1918 года Словения входила в состав Австро-Венгерской империи.
Но дело кончалось тем, что в кулич втыкали два зекса.
Только о яйце не приходилось спорить — красить его или оставить некрашеным.
У нас принято разносить подарки на второй день Пасхи. Все дети этого ждут не дождутся. Подарок для каждого ребенка был воплощением праздника, для бедного же — особенно. В каждом доме, конечно, пекли куличи — побогаче или победнее, но ребенку дареное всегда нравится больше. Вот почему в этот день все ребятишки так искренне веселились.
В понедельник после полудня мать завязала в узел кулич и красивое красное яичко. Из кулича выглядывали два зекса.
— Неси осторожней, не потеряй деньги, — наказывала мне она, отдавая узел.
Я отправился в лачугу под горой. Идти туда нужно было больше часа. Я стыдился нашего бедного подарка.
В лесу у нас было перепутье, откуда в разные
Мы напустили на себя беспечный вид. При этом я совсем позабыл, что в моем куличе всего лишь два зекса.
— Ты кому несешь? — спросил я мальчика, узелок которого был больше моего.
— Несу к Отто, в ваши края. А ты куда?
— В лачугу под горой.
Затем мы уселись на обочине дороги, поросшей полузасохшим вереском. Поляна, этот перекресток в лесу, была светлой и солнечной. Невдалеке от нас стоял большой деревянный крест, уже немного замшелый.
Парнишка, которого я встретил, рос в зажиточном доме. Он был хорошо одет, а рукава моей рубашки стали мне уже слишком коротки.
Едва мы успели расположиться, как на поляне показалась фигурка маленькой девочки с узлом в руках. Взглянув на нее, я обомлел. Это была дочь моего крестного, она направлялась к нам с подарком для меня. В руках она несла очень большой узел. Увидев нас, девочка смущенно опустила глаза. Затем сделала вид, будто не знает меня, и хотела пройти мимо.
Я не решался заговорить, но мой товарищ остановил ее:
— Иди сюда, посиди с нами. Ты тоже несешь подарок? Вот нас теперь и трое. Разве это не здорово?
— Я иду к вам, — робко сказала девочка и взглянула на меня. Она положила свой узелок возле наших.
— Значит, мы сможем закусить, — сказал сидевший со мной рядом мальчуган и засмеялся, — ведь это твой подарок.
— Нет, нельзя, — ответила девочка и хотела взять свой узел. — Я должна донести подарок целым.
Мне ее решительность и твердость очень понравились. Некоторое время мы сидели молча и грелись на солнце, таком ласковом в эту пору, потом понемногу оживились и стали подсмеиваться друг над другом. У девочки были прекрасные белые зубы, и она смеялась задорнее всех. Сидевший со мной мальчик был немного постарше нас, он начал дурачиться, и девочка в ответ на его шутки все время хохотала, что было мне вовсе не по душе. Я хотел, чтобы она смеялась моим словам, но этого не получалось: я не знал ничего, что могло бы ее так развеселить. Внезапно мальчик предложил:
— Давайте посмотрим подарки.
Его предложение испортило мне настроение; я уже и раньше заметил, что мой узел меньше всех и, значит, я несу самый бедный подарок. Насколько радовал меня сверток, который несла девочка, настолько же я стыдился нашей бедности.
Но девчушка ответила с таким же беспечным любопытством:
— Давайте посмотрим!
Так как они оказались в большинстве и особенно потому, что этого хотела девочка, я не решился воспротивиться.
Сначала девочка развязала свой узелок. Какое там было богатство! Я увидел большой, румяный, хорошо пропеченный кулич, из которого выглядывали черные мягкие изюминки. На куличе красовался большой, сверкающий гульден из чистого серебра. Рядом лежало яйцо, окрашенное так нежно, будто кто-то вдунул в него чудную алую краску.