Словно ничего не случилось

Сауле Линда

Ему понадобится тысячелетие, чтобы стряхнуть морозную оторопь, но первые шаги уже сделаны, он пробудился, открыл глаза, услышал пульс, отозвавшийся в пышнотелых скалах. Пусть не на поверхности, но где-то в глубине по венам Острова уже взбежала кровь, забили, бурля и теснясь, теплые подводные течения. Все, что нужно сделать Острову, – это удержать заново обретенное тепло, подхватить неведомое чудо, пробудившее его. Теперь главная цель – сохранить любой ценой этот импульс, это дыхание.

Ему нужно лишь продержаться. И он собирает для этого подвига все силы,

не ведая, что смертоносный ледник уже рядом, что он пышет холодом такой силы, что вода, огибающая его, схватывается льдом, а рыба, коснувшаяся боком, – тотчас замерзает. Остров занят пробуждением, и враг застает его врасплох. Отвлеченный ласковыми звуками оттепели, он не видит, как горизонт застит белым полотном. И понимает, что пришла беда, только когда становится слышен хруст ломающихся костей – это скалы у берега крошатся в пыль, когда ледник достигает берега и начинает наползать, убивая и превращая в лед все, что почти пробудилось.

Остров потрясен мощными ударами нежданного врага. Он содрогается от ледяного напора и стонет, словно умирающий воин, чьих детей убивают у него на глазах. Он готов к неизбежной схватке, от нее некуда укрыться в открытой воде, и Остров, словно щит, обращает к врагу крутые откосы, дрожащие в прибрежном тумане. Но ледник неустрашим, почти не потерявший в объеме, он уже здесь и скоро поглотит сушу, став в два, три раза больше, могущественнее.

Шаг за шагом, плавясь от соприкосновения с Островом, он простирается на берег, нарастая, наступая сам на себя, суетясь, грохоча, как тысяча гроз, подминая скалы и уступы, проглатывая, сминая и измельчая, отъедая по кускам землю Острова, его благородные, вспоенные теплом участки.

Ледник теперь не торопится, превращая тепло – в стылое дыхание, а серый лед – в белый. Он преследует одну цель – поглотить Остров, набросить безжизненную пелену на его гордые плечи. Он хочет погасить надежду на пробуждение, не умея дарить жизнь, он привык лишь отбирать ее. Потому что в сердце ледника – сплошной холод.

Глава 6

Я знала, что так будет. Чувствовала, что мне не стоило приезжать на остров. Прошлое должно оставаться позади, но настойчивость, с которой я преследовала ускользающий призрак моей подруги, все больше напоминала одержимость. Пустота, оставшаяся после ее исчезновения, только ширилась, заполняя каждую клеточку тела, словно, исчезнув, Фрейя нашла способ воплотиться, тонко вибрируя на некой тревожной, до того дремлющей частоте сознания.

Я ощущала странное сопряжение с зовом, который вечерами, когда я оставалась одна, звучал у меня в голове, – не голос даже, а шепот, иногда он надолго стихал, но даже его редкого звучания мне было достаточно, чтобы знать, что я ищу.

Поиск мой не имел формы, я понимала, что прошлое играет на моей стороне и что Фрейя, даже если бы захотела, не сумела бы по-настоящему укрыться от меня, ведь ее присутствие столь неизбывно, что я почти не ощущала утраты. Она дышала рядом со мной, шагала тенью, возносилась немым созерцающим облаком над моей спящей оболочкой,

следя, чтобы я не сбилась с курса, не смотрела вперед слишком долго. Будучи далеко от меня, она казалась мне ближе, чем когда бы то ни было, ближе, чем много лет назад. Быть может, для Фрейи единственная возможность достучаться до кого-то из небытия – раздвинуть пределы прошлого, пробудить те отголоски значимого, что однажды составляли ее мир.

И в то же время я понимала, что мой приезд дал повод для размышлений многим. Люди в целом довольно равнодушны к перипетиям чужой жизни, но лишь до той поры, пока дремлет их любопытство и пока их собственный покой не будет потревожен. Я не думала, что Соня Мэтьюз действительно хочет увидеться со мной, все ее претензии на вежливость не могли обмануть меня ни в школе, ни тем более сейчас. Тем не менее оказалось, что она была довольно решительно настроена пообщаться, несмотря ни на что. Я не знала, чего больше в ее желании увидеться – интереса к моей жизни вдали от острова, желания помочь в поиске или обыкновенной скуки, но была готова выяснить это.

Я вышла из дома и бросила взгляд в конец улицы, где она сбегала вниз, к укрытой сумерками долине. Осень окончательно обосновалась на острове, приметы засыпающей природы все ярче прорисовывались в прозрачном воздухе. Вечер наступал теперь раньше, и солнце, так нежно светившее летом, казалось усталым. После полудня, почти не дав света и тепла, оно переваливало за горизонт и расслаивалось в небе на тусклые белесые нити. На остров надвигалась зима, и ее ранние признаки были все ощутимее: вечерами, как сейчас, улица покрывалась инеем, растения все реже отзывались на шорох ветра, оцепенев, они застыли в предчувствии будущих холодов.

В семь вечера у дома затормозил серебристый «роллс-ройс», у двери меня ожидал водитель в форме. Когда я села внутрь, то увидела Соню, которая расположилась на соседнем кресле с бокалом шампанского, в темных волосах, зачесанных на одну сторону, сверкал изящный гребень.

– Прекрасно выглядишь, – сказала я.

– Спасибо, ты тоже! – Она потянулась ко мне для легкого поцелуя. – Мне все время кажется, что я некрасиво постарею. – Она коснулась лица мимолетным движением. – Плохая генетика. Мама тратит уйму денег на уход, да все без толку. Вот Лео повезло больше, у него кожа, словно алебастр.

– Внешность – это последнее, о чем тебе стоило бы беспокоиться.

– Не похоже на комплимент. – Соня рассмеялась, разглядывая меня с таким выражением лица, словно я была экзотическим зверьком, случайно забравшимся в салон. Казалось, она раздумывала, как поступить: открыть дверь и на ходу вытолкнуть меня из машины или еще немного со мной позабавиться. Я развернулась к ней:

– Соня, мне хотелось бы кое-что прояснить для начала, если ты не возражаешь. Прежде чем мы доедем до ресторана, сядем напротив, как старые подруги, и примемся выдумывать темы для разговора, ты должна мне ответить на один вопрос. Скажи, почему ты скрыла от меня, что Фрейя и Лео были женаты?

Конец ознакомительного фрагмента.