Слово арата
Шрифт:
Мунзук поднял брови, коротко рассмеялся и довольно мягко сказал:
— Чего там не знать? Никаких таких событий в Туве не происходило. Кто-то вас здорово напугал. Да, на съезде ревсомола и на пленуме выявились один-два левацких загибщика, болтающих всякую чушь… Вот и все. Да, Буян-Бадыргы, Далаа-Сюрюн и еще несколько человек временно освобождены от своих постов. Они уже долго работали. Решили, что надо поработать более молодым. А больше ничего такого и не было… — И снова сердито: — Чего вы собираете всякие сплетни? Что
— Мы просто хотим знать, что делается у нас дома. Скоро мы кончаем учиться, должны возвращаться в Туву работать. Надо же нам знать…
— Если говорить откровенно, — Мунзук начал готовить новую порцию табаку, — вам лучше всего думать сейчас только о занятиях, зубрить то, чему вас учат. Ясно? И нечего гадать, что будет потом и что происходит в Туве.
Да-а, такое разъяснение, как говорится, ни взять ни бросить! Единственное, что мы прекрасно поняли, это то, что наш министр не так-то прост, и еще неизвестно, как бы он себя вел, находясь в Туве.
Встреча с полпредом еще больше растревожила нас. Мы стали считать дни до окончания университета. Все чаще стали делиться друг с другом планами: с чего начнем, когда вернемся домой.
* * *
Вот он и пришел, этот день. Июльский день 1929 года.
Все!..
Мы — выпускники Коммунистического университета трудящихся Востока. Первые тувинцы, окончившие советское учебное заведение. Первые тувинцы с высшим образованием!
Наши сердца бились так же радостно и взволнованно, как и четыре года назад, когда мы впервые перешагнули порог КУТВа.
Небо в тот день было удивительно ясным. Редкие облачка медленно плыли в синеве и будто говорили: «Зачем торопиться». Это было здорово — сама природа, радуясь за нас, лучилась теплом и светом, чисто умытая.
— Шура, здравствуй! — Я больше не мог вымолвить ни слова.
— Да, да! — услышал ее взволнованный голос. — Салчак, это ты? Что с тобой? Почему молчишь? Ты здоров?
— Шура!.. У меня все хорошо. Ты меня слышишь?.. У нас прощальный той. Придешь?
— Еще спрашиваешь! Когда? Где?
— В двенадцать. В Петровско-Разумовском парке. Жду тебя!
…На полянке, под липами, расстелены плащ-палатки. Наш завхоз Поляков постарался — все заставлено вареным и жареным. Роскошный пир!
С шумом расселись вокруг, кто как — кто бочком, кто на коленях, кто по-нашему — ноги калачиком. Шура — рядом со мной.
Леонид Дмитриевич Покровский поднял руку.
— Товарищи! У нас сегодня большая радость. Наш университет окончила еще одна группа студентов. Я горячо приветствую выпускников и верю, что вы, товарищи, настойчиво и плодотворно будете претворять в жизнь идеи марксизма-ленинизма, что
Гремели аплодисменты.
Выступали один за другим от имени выпускников узбек и казах, кореец и грек, грузин и татарин… От нашей монгольско-тувинской группы слово предоставили мне.
Той продолжался.
Я сидел и думал, насколько же больше проведенные в Москве четыре года прожитых мною до того двадцати четырех лет! Москва стала родной.
Глава 5
Серебряная шапка Саян
Еще в Москве наши, из Тувы, дали нам адрес, по которому мы могли отыскать в Минусинске ямщика. Минусинск не Москва — без труда нашли на окраинной улочке деревянный дом за высоким забором. Постучали в ворота — никто не выходит. Открыли калитку. Из-за сарая на нас кинулся огромный пес. По-бараньи лохматый, он рычал, словно лев, которого мы видели в Московском зоопарке. Мы кинулись назад. Пес залился яростным лаем.
— Тише, проклятый! — послышалось за воротами.
Калитка распахнулась.
— Проходите. Он не кусается.
«Лев» с бараньей шерстью крутился вокруг старика, лизал ему руки, бил хвостом по земле, поднимая пыль.
— А вдруг схватит? — Шагдыр-Сюрюн подтолкнул меня. — Иди первый.
— Правда, не кусается?
— А кто его знает, — засомневался хозяин. — Давайте от греха привяжем, что ли… Ну, заходите.
Мы шагнули во двор.
— Здравствуйте, молодцы! Откуда путь держите? Куда едете? Чем могу помочь?
— Едем из Москвы, — сказал я. — Надо нам в Туву, в город Кызыл.
Старик наклонил голову, ухватил пальцами короткий ус.
Только теперь я как следует разглядел его. В высоких болотных сапогах, поношенных плисовых штанах и синей сатиновой рубахе с белыми пуговицами, большерукий, длинный, как жердь, и, судя по всему, сильный.
— Так, так… Значит, вас трое. Таки дела. У меня две лошади под одну телегу. Ну, вещи покладете, а самим придется, в основном, на своих двоих.
Посоветовались между собой. А что делать? Выбирать не из чего. Ну, кого-нибудь другого найдем. То же самое предложит.
— Ладно, — согласились мы, — Хватит одной телеги. Скорей бы добраться. Соскучились по родине, таныш! Как-нибудь дошагаем. К дому дорога легче.
Седип-оол вдруг вспомнил:
— А сколько с нас возьмешь? И когда будем в Кызыле?
Старик задумчиво прищурился.
— Если в пути задержки не будет, всей езды чепуха — дней через шесть влетим в ваш Кызыл, будь здоров! А цена установленная. По две сотни с носа. Думаю, жалеть не будете. Посколь пешком больше идти, потому и цену даю легкую. А то бы по три сотенных…