Слово арата
Шрифт:
Десятка три хариусов я нанизал на прут и гордо понес добычу к костру.
— Ты смотри! — удивился Исламов. — И рыбалить умеет. Несмотря что образованный.
Седип-оол не стал превозносить мои успехи. Он коротко сказал:
— Хороший ястреб ловит, а плохой ест.
И потянул рыбу к себе.
— Мы уже попили чай. Вот твоя доля, — Шагдыр-Сюрюн протянул мне мешочек с продуктами, а сам обстругал палочку, выбрал хариуса покрупнее, нанизал его на вертел и присел у костра жарить. — Наши оюнцы
— Что у вас в рыбе понимают! — шутливо махнул в его сторону рукой Седип-оол. — Вот как надо по-настоящему.
Он смочил лист бумаги, обернул рыбу и положил под горячую золу костра.
— Вот это еда! Так жарят чаданскую и манчурекскую рыбу у нас на Хемчике. Только не в бумагу — в листья заворачивают. А в Элегесте и ловить нечего, не то что есть!
Ребята говорили по-тувински, но Исламов понял, что за шутливый спор разгорелся между ними, и тоже ввязался в него:
— Вот я сейчас рыбку сготовлю, так язык проглотите!
Он подвесил над костром закопченный котелок и быстро очистил от чешуи несколько хариусов.
У Шагдыра «шашлык» из рыбы начал с одной стороны подгорать. Он быстро повернул к огню другую половину хариуса, сглатывая слюну в предвкушении аппетитной еды. Немного погодя снял с палочки рыбу, выложил ее на листья и пригласил отведать.
Все признали: вкусно!
Седип-оол извлек из-под золы свое кушанье, развернул бумагу:
— Прошу!
Попробовали. Действительно, вкуснее «шашлыка»!
— Печенная в горячей золе рыба ничего не теряет. А когда ее жаришь на палочке, из нее самое главное — сок, жир вытекают. Разве сравнишь ее с печеной?
Ямщик похвалил стряпню и того, и другого, продолжая колдовать над своим котелком. Он бросил в крутой кипяток луковку, какие-то длинные листики, еще что-то посыпал, накрошил картошки, посолил, а потом запустил туда рыбу. Дал немного покипеть, попробовал, обжигаясь, воду, добавил соли и снял котелок с огня.
— Кому как, конечно, а по мне уха — первая еда. И лекарство от всякой сырости…
Рыбу он вытащил из ухи.
— Берите ложки, сперва похлебаем.
Хоть мы и были уже сыты, но с котелком ухи расправились в два счета. Не оставили и хариусов. Попутно умяли полкаравая хлеба.
Я не мог не признать нашего ямщика победителем:
— Уха — настоящее дело! Не только вкусно, но и сытно.
— Эх! — вздохнул Исламов. Разве это уха? Вот бы к ней что-нибудь такое-этакое, чтобы горло смочить… Тут уж совсем был бы другой вкус!
Сытная еда разморила. Мы лениво лежали на траве. Ни о чем не хотелось думать. Крик козла эхом прокатился по вершинам гор.
— Какой голос! — пошутил Седип-оол. — Ну, кто пойдет за козлом?
Желающих не нашлось.
Я задремал. Где-то невдалеке прокричала
— Кричи, кричи, лупоглазая! — пробормотал я, засыпая. — Послушаю твою музыку…
Глава 6
Первый водитель
Мы все же не ошиблись в ямщике. За всю дорогу после Ермаковского не было случая, чтобы старик позабыл о главном — поскорее доставить нас домой. А на пути было немало деревень, где у него водились друзья-знакомые, и мог бы наш Иван Владимирович не раз еще «попить чайку» на больших привалах… Оказался Исламов заботливым человеком, веселым собеседником. И дорогу знал он, можно сказать, наизусть. Уж если скажет, где передохнуть, так лучше места ищи не найдешь — и вода рядом, и кони попасутся вволю, и наглядеться есть на что.
Вот и Буйба позади.
— Ну, теперь мигом долетим: считайте, до Усинской поймы — день, до Турана — день, а там и до Кызыла менее суток. Всего три раза переночевать, и докатим! — Ямщик чмокнул губами, дернул вожжи: — Нно-о! Нн-аа!
— Хорошо едем! — тряслись мы в телеге. — Удалой же вы человек, Иван Владимирович. И правите хитро. Как ни торопимся, а быстрей, чем вы сказали, действительно не доехать — шесть-семь дней. Не меньше!
Мы похвалили старика не без задней мысли: быстрее ехать будет, в добром настроении будет, нас рассказами развлечет.
Расчет подтвердился.
— И то! Я же сказывал: по такой дороге только до Усинска ехать — десять раз ночевать. А мы с вами, ребята, за семь суток до Кызыла доскачем!.. Не хвалюсь, а к дальней дороге я привычный. И кони дюжат — редкие у меня кони! — Словно для того, чтобы убедить нас в резвости лошадей, ямщик громко, как пастушьим бичом, хлопнул вожжами, переводя коней на лихую рысь: — Нн-о! Нн-аа!..
Последняя остановка была на Каскальском перевале между Бегредой и Даш-Сугом. Отсюда наша гремучая телега покатилась вниз по Даш-Хему.
— Осталась нам, парни, одна пробежка — тридцать пять верст, — улыбнулся старик. — Вечерком будем в Кызыле. Одолели мы с вами много перевалов, а этот — последний. Давайте попрощаемся с ним, ребята!
Я невольно сравнивал места, которые мы проезжали, с родными долинами Мергена и Каа-Хема.
— У нас на Каа-Хеме ягод, пожалуй, не меньше. И земля хлебородная. Разве только яблоки не растут… Да если посадить, и яблоки вырастут!
Седип-оол не выносил, когда хоть что-нибудь хорошее говорили не о его Чадане. И тут, конечно, не выдержал.