Слово чести
Шрифт:
– Вот для чего живут мученики. Винс. Чтобы выстрадать человечеству более совершенное общество.
– Можете упиваться своим сарказмом сколько угодно. Но я вам скажу вот что: еще напишут немало строк о Соединенных Штатах против Бенджамина Тайсона.Вы войдете в историю. Известно ли вам, что настоящий «Свод военных законов Франции» явился следствием неправильного проведения французской армией суда над Дрейфусом?
Тайсон снова закурил и прислонился к спинке дивана.
– Лучше спросите, важно ли это для меня.
– Когда-нибудь, –
– Неужели? – Тайсон игриво выпускал кольца дыма. – Что они о вас напишут? Не выиграл ни одного процесса?
Корва смотрел на окно.
– Что это у вас за погром такой?
– Марси разозлилась не на шутку. Видите ли, она противостоит насилию и не совсем понимает, как эти несчастные ублюдки из моего взвода могли выйти из себя и стали крушить все на своем пути. Разойдясь, она метнула пепельницу в окно. Я не стал осуждать се, просто заметил, что те люди, которые живут в небольших домах, не должны швыряться пепельницами.
– Если говорить о неконтролируемом поведении, то на суде вас засыпят психологическими тестами. Возражения есть?
– Да. Мы не можем говорить о невменяемости, поскольку прошло два десятилетия после случившегося, тем более не станем заявлять о том, что я не в состоянии предстать перед судом в настоящее время. Да мне и не пристало быть подопытным кроликом для кучки врачей-недоумков.
– Ладно. Я сделаю все необходимое, чтобы не допустить тестирования. Вы когда-нибудь встречались с психоаналитиком?
Тайсон погасил сигарету.
– Да.
– Помогли бы нам его записи, как вы думаете?
– Трудно сказать. А каким образом?
– Указано ли в его записях, что вы чувствовали вину и угрызения совести за сокрытие инцидента в госпитале?
– Я не знаю, ведь я никогда ему не рассказывал об этом.
– Как же вы лечились у психиатра, не рассказывая ему, что вас беспокоит?
Тайсон улыбнулся.
– Онтоже хотел бы это знать.
– Вы не станете возражать, если я свяжусь с ним?
– Нисколько, только вам понадобится планшетка для спиритических сеансов.
– Ах вот в чем дело...
– Самоубийство. Если вы вызовете его дух, передайте ему, что я не забуду его последний счет.
– Вы сегодня перебрали. – Корва задумался на мгновение. – А что стало с его картотекой?
– Понятия не имею. Эта информация не для всех, ведь так?
– Безусловно, пока жив врач. Но потом... в общем, я загляну в вашу карточку. – Он достал блокнот и ручку и под диктовку Тайсона записал фамилию врача и его последний адрес.
Корва развернул сложенную вчетверо страницу из газеты «Нью-Йорк таймс» и положил на стол.
– Вот полюбопытствуйте.
– Я больше не читаю газет. Я читаю Агату Кристи.
– Видите ли, эта статья рассказывает о вовлечении в ваше дело международной общественности. – Корва пробежал статью глазами. – Вьетнам ропщет и хочет призвать Соединенные Штаты к ответу
– Меня это не касается. К черту Ханой и Вашингтон.
– Верно. К тому же правительства Франции, Бельгии, Германии, Голландии и Австралии проявляют лишь формальный интерес к погибшим соотечественникам. Насколько вам известно, они наши союзники.
Тайсон пожал плечами.
– В прошлом месяце прошло совещание Комиссии Объединенных Наций по геноциду. Геноцид?Даже смешно. Эта больница была фактически объединенными нациями. Мы не занимались дискриминацией. Почему же все пытаются распять нас?
– Они не любят нас, Бен. Между прочим, вьетнамский посол, входящий в состав комиссии, заявил, что республика предоставляет возможность международной группе следователей, включая и американцев, посетить место предполагаемого инцидента – больницу Мизерикорд и ее окрестности. Вьетнамский посол предположил, что можно найти оставшихся в живых свидетелей. Ханой выслал фотографию бывшего госпиталя, а «Таймс» перепечатала ее. – Корва передал Тайсону статью, занимавшую целиком газетную страницу.
Бен взглянул на фотографию. Его взору предстало Двухэтажное здание без крыши. Стены казались гораздо белее, чем в тот момент, когда языки пламени, вырвавшись из окон, начали лизать всю больницу. Ее невозможно было перекрасить, потому что остался один каркас. Может быть, муссоны омыли ее, солнце отбелило, а ветер отполировал, как кость. По стенам густо вились виноградные лозы, а провалы окон служили рамками для квадратиков голубого неба.
~~
Госпиталь горел ярким пламенем под проливным зимним дождем. Солдаты первого взвода роты «Альфа» стояли в десяти метрах от пожарища, стараясь побыстрее высушить свое обмундирование. Тайсон наблюдал, как от одежды поднимался пар, а в глазах чумазых поджигателей отражались красные огоньки пламени.
Издалека донеслось уханье взорвавшихся артиллерийских снарядов, над головой пронесся военный самолет, опознанный по реву двигателя. Тиковая древесина, использованная при постройке больницы, прокалилась и начала расщепляться, издавая характерное потрескивание. Из окон тянуло ядовито-резкими запахами горящих медикаментов, постельного белья и человеческого мяса.
Его люди без приказа выстроили кордон вокруг прямоугольного здания. Тайсону подумалось, что они выказали хорошую инициативу, инстинктивно развернувшись, не дожидаясь его команды, потому как понимали, что ужас, творившийся за стенами больницы, должен быть там и погребен.
В дверях показалась фигура молодой женщины в белом одеянии с младенцем на руках. Ребенок был завернут в грязное полотенце. Едва она успела положить его между узловатыми корнями винограда сбоку от входа в больницу, как автоматная очередь отбросила ее к дверям.