Слово и дело
Шрифт:
Третью коробочку я спрятал в том месте, о котором сказал Нине. Правда, был шанс, что девушка проявит любопытство и без разрешения пороется в моих вещах, но я постановил, что это не так страшно. Даже если она напридумывает себе мою любовницу, которой и предназначен дефицитный аромат, то когда узнает, что «Climat» достанется ей, то всё равно обрадуется. Но, кажется, Нина проявила стойкость не только в том, что никого не привела в мою квартиру, но и в совершенно необязательном соблюдении моих персональных границ.
Я, конечно, понимал, что дарить всем трем своим женщинам одинаковый парфюм было моветоном,
— Виктор! Там духи, французские, очень дорогие!! — заговорила трубка возмущенным голосом Нины. — Я не могу…
— Можешь, — перебил я её. — И примешь. Это мой подарок от всей души, надеюсь, они тебе подойдут, мои консультанты уверяли, что они всем подходят, а я им верю. Так что ещё раз поздравляю с наступающим праздником и надеюсь, что ты используешь этот подарок правильно.
Нина немного помолчала и сказала:
— Но это всё равно дорого…
— Не дороже денег, — ответил я. — Главное — чтобы тебе понравились. Но тут я угадать никак не мог, такое только методом проб и ошибок.
— А мне уже понравилось… — пробормотала она. — Я их того…
— Открыла что ли?
— Да…
— Ну и молодец! Так с ними и надо поступать. И не береги, — строго наказал я. — А то знаю я вас…
Кого «их» я знал — было скрыто завесой тайны. Если женщин — то я сильно лукавил, потому что в той своей жизни был далек от понимания прекрасного пола, а в этой и сделать в этом направлении почти ничего не успел. «Мой» Орехов в этом деле был мне не помощник — у него дела обстояли ещё хуже. А если просто людей в целом… ну, наверное, я понимал мотивы отдельных человеков, но говорить за всё человечество я бы не стал. К счастью, Нина не стала уточнять, что я имел в виду.
— Я даже не подумала что-то подарить тебе на 23 февраля, — грустно сказала она.
— А я не в обиде, — легко ответил я. — К тому же у тебя будут все 23 февраля будущего, чтобы исправиться. Но это я шучу. Тебе совершенно не обязательно этим заморачиваться…
— Что делать?
— Э… переживать, суетиться, предпринимать какие-то действия, — перевёл я ей незнакомый термин.
— Занятно, — чуть подумав, ответила Нина. — Никогда такого не слышала. Надо будет запомнить… я, кажется, поняла, что ты имел в виду.
Я мысленно поздравил себя с внедрением лексикон 1972 года сленга из будущего. [2]
— Хорошо, — я слегка улыбнулся. — А ты как там устроилась? Всё нормально? И извини, что не звонил, дел навалилось по горло, еле выгреб, даже на гитару времени не было, так и стоит в кофре, бедненькая…
Я с легким чувством вины посмотрел на гитару, которая стояла безо всякого кофра и совсем недавно активно использовалась.
— Вот как… — протянула Нина. — А я переживать начала — обещал же… Не, всё нормально. До института всё ещё далеко, но ездить отсюда действительно не в пример проще. Раньше иногда по три поезда пропускала — не влезть никак, ещё и эти электрички вечно отменяют. А сейчас еду как королевишна, в пустом вагоне и никаких электричек…
Судя по всему, тема транспортного сообщения Москвы с ближним Подмосковьем была для Нины очень болезненной, но я её понимал — вечно забитые поезда кого угодно выведут из себя, особенно если очень хочется домой, а приходится толкаться с такими же страждущими на перроне станции метро безо всяких гарантий. И да — электрички это зло во плоти, я это и в будущем испытал, хотя знакомые рассказывали, что в последние годы перед моей… ну пусть будет смертью… ситуация с ними стала значительно лучше.
Возможно, поэтому мне слышалась в голосе Нины какая-то тоска — она уже думала о том, что полгода — точнее, оставшиеся пять месяцев — пролетят очень быстро, и ей снова придется испытать на себе все прелести ранних подъемов, битв за место в вагонах и поздних возвращений. Впрочем, как раз поздние возвращения были своего рода панацеей от транспортных коллапсов — час пик заканчивался, правда, начинался час «быков», мелких или крупных хулиганов, для которых одинокая девушка в полупустом вагоне могла стать очень привлекательным объектом приложения их усилий. Я мысленно восхитился тем, как сильно Нина прокачала свою удачу, если за год дежурств под дверьми Таганки ей ни разу не пришлось столкнуться с неприятными ситуациями. Хотя, может, и пришлось — она не рассказывала, а я не спрашивал, и как было дело, не знал.
Но о её будущем я пока не думал — будет август, пора возвращения в родные пенаты, будет и пища для размышлений. Может, вообще ни о чем думать не надо будет, а Нина за оставшееся время всё-таки найдет себе хорошего москвича и даже выйдет за него замуж. Ну а я прослежу, чтобы этот москвич и в самом деле был хорошим и вёл себя разумно.
В дверь позвонили, и мне пришлось сворачивать наш разговор — даже попрощаться толком не удалось. Правда, про гитару Нина мне напомнила — заставила пообещать, что я не заброшу инструмент и не дам ему простаивать. Ну и номер взяла — не звонить постоянно, а на всякий случай.
Я положил трубку, прошел в прихожую и открыл дверь. Там стоял полковник Чепак в форменной шинели, с висящей на поясе кобурой и бутылкой коньяка в руках.
— Добрый вечер, Трофим Павлович, — вежливо сказал я. — В гости?
— В гости, Виктор, в гости, — подтвердил он худшие мои подозрения. — Надеюсь, закуска найдется?
И он выразительно помахал бутылкой.
[1] Высоцкого из «Земли Санникова» убрали в последний момент и по странной причине — якобы его песни прозвучали на «Немецкой волне»; надо понимать, что он не сам их пел, слетав на выходные в Западный Берлин, это были записи, которые по СССР ходили бесконтрольно и на Запад утекали регулярно. Скорее всего, дело было в каких-то внутренних интригах, так что роль, которую в «Земле…» предназначали Высоцкому, сыграл Олег Даль. Кстати, злоключения фильма на этом не закончились — уже в процессе съемок случилась актерская забастовка: Даль, Шакуров, Вицин и Дворжецкий требовали поменять режиссеров на нормальных. Никого не поменяли, а самого настойчивого забастовщика — Шакурова — вообще уволили, поменяв на Юрия Назарова.