Слово о флоте Российском
Шрифт:
Несмотря на усилившийся ветер, дождь и темноту, в два часа успели привязать фок и марселя и поставить их, также вытрелили брам-стеньги, подняли брам-реи, поставили брамселя, подняли на места лисель-спирты, изготовили к подъему лисели; так что если бы только ветер позволил, то и они были бы поставлены.
В десять часов «Диана» была уже в открытом море, и англичане в погоню за ней не поспели; таким образом кончился плен «Дианы» на мысе Доброй Надежды, продолжавшийся год и 25 дней.
Уменьшив порцию, пустившись далее на юг и далее от всех островов и берегов, остерегаясь всякой встречи и обогнув Новую Голландию, «Диана» во весь путь пристала к одному только
ТЕНДЕР «ОТВАГА»
Не осталось у нас теперь во флоте беломорцев, как их называли, беломорских матросов; а звали так тех, которые ходили у нас еще с адмиралом Сенявиным в Белое море, — да не в Архангельское, не в наше русское, а в Грецию да Италию. А было это время славное; кто служил тогда во флоте, видел много.
В 1807 году, во время войны с турками, адмирал Сенявин, взяв остров Тенедос, захватил в гавани несколько турецких купеческих судов. В этом числе попалось путное одномачтовое суденышко, которое удобно было переделать на скорую руку в военное: поправили вооружение и оснастку, поставили шесть фалконетов, назвали тендером «Безыменной», и мичман Харламов принял над ним команду.
Тендер «Безыменка» посылался адмиралом по Архипелагу (по островитому морю) с разными поручениями; так и на этот раз, когда над ним стряслась было беда, возвращался он ночью на 18-е июня к Тенедосу и увидел на пути много огней. Подошедши ближе, он узнал эскадру нашу; отыскивая адмиральский корабль, он однако же вдруг очутился подле стопушечного корабля, которого в эскадре Сенявина не бывало. «Безыменка» догадался, что попал не в свои сани; это был турецкий флот. Адмирал Сеиявин с намерением отошел от Тенедоса, чтобы заманить турок, а они заняли место наше у этого острова. Дело плохо; а время подходило к рассвету, обознался бедняжечка на свою голову.
Как быть? Не драться стать тендеру с целым флотом; а уйти также нельзя: затесался в самую середку. Коли сила не берет, подумал Харламов, так не попытаться ли обмануть оплошного? Возьму грех на душу, нечего делать: мундиры долой, ребята, и зипуны долой а пуще всего фуражки; и нарядил всю небольшую команду свою в белые рубахи да напутал им из флагдука чалмы на голову. Оставив немного людей наверху, приказал он и тем сидеть, поджав ноги, и курить, а флага, разумеется, не подымать.
Рассвело — тендер наш идет спокойно с турецким флотом, и никому невдогад. Что будет, то будет — а пока все благополучно. День прошел, ночь настала, тендер идет с турками; говорится: попал в стаю — лай не лай, а хвостом виляй. Куда поведет нас новый флагман — думает Харламов — не знаю; а до поры пойдем за ним.
На рассвете 19 июня вдруг на ветре показался парус, другой, третий — это эскадра адмирала Сенявина! Забилось ретивое у «Безыменки», а молчит. Увидав турецкий флот, эскадра наша тотчас стала спускаться на него полным ветром; турки начали строиться в боевой порядок; переводить к ветру, а тендер наш, либо по ошибке не в ту сторону руль положил, либо плохо управился с парусами, и остался под ветром. Турецкий адмирал рассудил, что и впрямь же не строиться стать тендеру в линию баталии, а место его, как у всех мелких судов, под ветром; да только нехорошо, что он далеко спустился, мог бы держаться поближе… но тут было не до тендера, когда неприятель на носу и строится к бою.
К восьми часам утра эскадра наша подошла на самое близкое расстояние и открыла огонь;
Таким образом тендер этот сам заслужил имя свое: родила его мать-басурманка, приняли его пленного и позаботились одеть и обуть, а когда он показал себя на деле, так его и окрестили и по заслугам пожаловали.
НАВАРИНСКАЯ БИТВА
Лет шесть уже боролись греки с турками и хотя были гораздо слабее, но все еще держались. Турки принялись душить и резать их, где могли одолеть, поголовно. Государи русский, английский и французский условились кончить дело это и потому, приказав посланникам своим переговариваться в Царьграде, в то же время выслали по эскадре в Средиземное море, к греческим берегам, чтобы понудить турецкого адмирала к перемирию с греками, до окончания переговоров и условий.
Турецкий адмирал, Ибрагим-паша, стоял в это время с флотом в наваринской гавани; ему объявили требование трех союзных держав и он дал слово остаться в гавани и выждать повелений султана. Через несколько дней он, видно, одумался и вышел было со всем флотом в море: но английский адмирал принудил его воротиться, войти опять в наваринскую гавань и стоять там, как обещано было, на якоре. Неохотно покорился этому Ибрагим-паша, но, не решаясь противиться, думал объехать нас на кривил: в досаде, что его заставили воротиться, он высадил в Наварине войско на берег и пошел сам с ним опустошать греческую землю, грабить, жечь и резать. А надо сказать, что город, крепость и гавань Наварина были уже до этого в руках у турок, а вся земля вокруг населена греками и оставалась еще за ними. Вот Ибрагим-паша и думал: пусть же караулят меня с моря — а я тем часом позабавлюсь на берегу.
Между тем подоспели и французская и наши эскадры; наша под начальством адмирала графа Гейдена. Три эскадры соединились, и главное начальство принял английский адмирал Кондрингтон, как старший в чине.
Узнав, что Ибрагим-паша опять отступил от слова своего и бесчинствует с войсками на берегу, главнокомандующий в полдень 8-го октября 1827 года дал сигнал войти в гавань; но в то же время, надеясь еще кончить дело мирно, строжайше запретил не только начинать дела, но даже подавать чем-нибудь вид, будто мы хотим ссориться или драться.
Гавань эта, с довольно узким входом, который прикрыт крепостями, очень просторна: там могли бы стать едва ли не все флоты вместе, сколько их есть на свете. Турецко-египетский флот, всего до 65-ти больших и малых военных судов, в том числе 5 брандеров и до 30 транспортов, стоял в три линии, подковой, вкруг всей гавани; всего у них было 2082 пушки и 18 700 человек экипажа; на каждом 84 и 74 пушечном корабле (которых всего было 8) находилось 4 пушки, могущие бросать мраморные ядра в три пуда весом. Союзный флот имел всего 10 линейных кораблей, 10 фрегатов, 2 корвета, 1 бриг, 2 шхуны, 2 тендера — итого 27 судов; в том числе русских 4 корабля и 4 фрегата. Союзный флот стал входить в гавань: впереди английский адмирал, на корабле «Азия»; с наваринской крепости, у входа на горе, сделали холостой, сигнальный выстрел, и все утихло. За английской начала вступать французская эскадра (адмирал Риньи).