Слово Оберона
Шрифт:
Я снова качнула рычаг. Клетка чуть опустилась. Я дёрнула что есть силы, колесо завертелось, шестерни застучали, клетка рухнула вниз.
— Не так низко! Не до земли!
Я повисла на рычаге. Клетка дёрнулась и встала, раскачиваясь, в нескольких сантиметрах от пола.
— Спасибо, — сказал человек.
Теперь я могла разглядеть его получше. Он был бледный, тощий и давно не стриженный, но молодой и, наверное, красивый, если его побрить. Борода казалась светлой по сравнению с чёрными прямыми волосами. А глаза он
— Ниже клетку опускать нельзя, — сказал он, будто извиняясь. — Тогда смужелицы полезут ко мне в постель. Подойди поближе.
Я подошла. Теперь нас разделяли только несколько шагов и решётка.
— Вы сидите здесь в темноте?
— А разве ты сидела при свете?
— Да, но меня только сегодня поймали…
Я запнулась. Время сдвинулось, я уже не знала точно, что произошло сегодня, что вчера, а что — неделю назад.
— Я тут уже очень давно, — спокойно сказал человек. — И никто ко мне не приходит.
— Как же? А ваши тюремщики? А кто вас кормит, поит?
— У меня есть вечная краюшка хлеба, если её съесть, она всегда вырастает опять. И вечно полный кувшин молока. И луковица. И вечная свечка, но она тоненькая и в последнее время очень плохо восстанавливается. Боюсь, как бы мне не остаться совсем в темноте.
— За что?! — спросила я, потрясённая. — За что с вами так обошлись?!
— Ну как же. Ведь я должен был стать законным королём, в то время как власти желал мой брат.
— Вы Принц-пленник!
От моего крика даже невозмутимые чёрные смужелицы брызнули во все стороны, и на секунду их шуршание смолкло. Что до узника, то он чуть не выронил свечу:
— Что случилось? Что с тобой?
— Я нашла вас! — пустившись в пляс, я то и дело давила неосторожных насекомых. — Вы Принц-пленник! Я ради вас пришла из-за Печати, чтобы вы женились на принцессе из Королевства Оберона!
— Погоди, — сказал он тихо. — Но я ведь… я не могу жениться. Я заперт тут навечно.
— Как навечно? — я перестала танцевать. — Да я немедленно вас освобожу! Надо поднять клетку повыше, а потом грохнуть её об пол, тогда она развалится и…
— Она не развалится, — принц смотрел на меня серьёзными грустными глазами. — Освободить меня может только тот, кто возьмёт замок штурмом. А этот замок невозможно взять.
— Нет-нет, — я не желала отступать. — В крайнем случае… Я добуду пилу. Я что-нибудь придумаю. Вы очень нужны. Не только мне, всему нашему Королевству. Я придумаю, как вас освободить.
— Милая девочка, — он отвёл глаза. — Придумай сначала, как освободить себя.
Я замолчала.
Кто я такая? Одна, без друзей, без посоха. Ключа у меня нет, я никогда не смогу вернуться за Печать. Заблудившаяся в страшном замке, голодная,
— Хочешь есть? — спросил принц.
— Не хочу… отбирать у вас последнее.
— Это не последнее. Это вечное. На, — он отломил мне кусок чёрного хлеба. — К сожалению, это всё, чем я могу тебе помочь.
Мы провели с Принцем-пленником несколько длинных часов. Его хлеб и молоко показались мне страшно вкусными — хотя краюшка, если честно, была черствовата, а молоко я с детства не люблю. Он жаловался, что забывает слова, что беседует сам с собой и боится сойти с ума. А я сидела на корточках, соломинкой отгоняла надоедливых смужелиц и с ужасом думала: что же дальше?
Можно, конечно, остаться. И принцу будет веселее, и мне не так страшно. Вечного хлеба и вечного молока нам хватит на двоих. Можно надёргать соломы из тюфяка и соорудить мне постель на каменном полу. Смужелицы противные, конечно, но ведь они не кусаются…
Получится, что я сбежала из одной тюрьмы в другую. Принца, по его словам, уже давно никто не проведывает, значит, меня не найдут и не поймают. И я останусь здесь навсегда, вроде бы свободная, но в тюрьме.
— Вы знаете выход отсюда?
— Нет, — принц огорчённо покачал головой. — Старые ходы замуровали и пробили новые. И у меня в памяти всё путается. Я бы не смог выйти.
«И ты не сможешь», — услышала я в его голосе.
Зажмурила глаза.
Вспомнила солнышко, как оно пробивается сквозь ветки и блестит на бегущей воде. Вспомнила Оберона, как он летит по полю верхом на Фиалке, своём крылатом зубастом коне. Вспомнила, как мама ставит на стол именинный торт, смеётся, а Петька и Димка сидят рядком и смотрят на свечки умильными глазами…
— Вы бы согласились жениться на принцессе? На прекрасной, умной, красивой, доброй… — мой голос дрогнул. Я кривила душой.
— Ну, конечно, согласился бы, — прервал меня принц. — Только какая разница? Я обречён навечно…
— Ничего вы не обречены.
— Я состарюсь в этой клетке…
— Ничего вы не состаритесь! — я заговорила громче, мой голос запрыгал от стены к стене. — И почему вы сдаётесь, я не понимаю? Я сейчас уйду…
— Ты уйдёшь?!
— Уйду, — я вся подобралась, не давая жалости опутать меня и погасить волю. — И вернусь! Я освобожу вас, мы пойдём за Печать…
Принц смотрел на меня грустными глазами, как зверь в зоопарке:
— Тебе не выбраться из замка.
— Выбраться!
— Ты заблудишься и умрёшь от голода и жажды.
— Не умру!
— Или тебя схватят, и тогда будет ещё хуже.
— Не схва… — голос у меня осип, и коленки задрожали. — Пусть лучше схватят, чем вот просто так сидеть! И ещё… я должна исполнить королевское Обещание.
— Разве ты его давала? Разве тебе его исполнять?
Стало тихо-тихо, только шуршали смужелицы.