Случай для психиатра. Легкая добыча. Одержимость кровью
Шрифт:
— Я не могу рисковать, если хочу сохранить Ника.
— Я не возмущаюсь, дорогой. Как бы то ни было, если твоя жена соглашается играть в эту игру, что я могу поделать?
— Ничто не изменится. Поверь мне, она совершенно не способна играть так, как это делаешь ты. Она превращается в мегеру, и все идет прахом.
— А теперь все не так?
— Меньше, чем можно было ожидать. Поскольку я предстаю перед промывателем мозгов и прилагаю усилия выкарабкаться, она удовлетворена.
— А ты?
— Я выживаю, — говорю я, кладя руки на ее округлый зад. — Почему бы и нет? Посмотри только, что
— Но используется не в полной мере.
Она отстраняется, открывает ящик комода и запускает руки в знакомое белье.
— Здесь все?
— Все.
— Отлично.
Войдя со мной в комнату, Вивьен кладет на комод принесенный пакет. Разрывает шпагат и бумагу и открывает картонную коробку.
— А для полноты картины…
Она оборачивается и выставляет напоказ парик и атласные туфли на высоком каблуке.
— Теперь, дорогой, задерни занавески.
Кирпичная стена гарантирует нам, что абсолютно никто не может нас видеть сквозь запотевшие стекла, но я отлично знаю ее желание настоять на своем. Я их задергиваю.
— Скрытность добавляет удовольствия, — повторяет Ирвин Гольд. — Дерьмо!
Герр доктор улыбается, демонстрируя желтые зубы.
— Одна из основ пуританизма, мэтр. А если подумать о состояниях, созданных благодаря этому предприимчивыми людьми, не стоит ужасаться, — он вновь скалится, повернувшись ко мне, — Признаёте, Пит, что нежная сценка, на которой мы только что присутствовали, верна во всех деталях?
— Да.
— И что подобные сценки часто повторялись в этом малоприятном убежище?
— Да.
— В течение долгого времени?
— Я хотел бы ответить, но не могу. Мне очень больно, у меня затекли ноги, а в мою спину, пока я сижу прямо в этом кресле, как мне кажется, вонзили кол.
Желтоватый оскал скрывается.
— Сколько времени?
— Я не знаю. Не помню.
— Ну как же так? Это необходимо, мой скрытный Пит. Это необходимо.
Макманус покусывает сигару, изучая свои карты. И бросает на стол двойку червей. Джоан покрывает его девяткой, он едва не умирает из-за моей десятки, а Грейс пасует. Раз-другой в месяц я обязан пригласить Макмануса с компаньоном сыграть вечерком в бридж, а Грейс — последняя в длинном списке; все партнеры Макмануса по бриджу — элегантные тигрицы с решительными чертами, готовые перегрызть горло по приказу хозяина. Это трудно для Джоан — партнерши сегодняшней тигрицы, потому что Макманус отказался играть против команды муж-и-жена («Потому что, Господи, жене стоит потереть нос, и муж тотчас знает, какая карта у нее на руках»), но еще более затруднительно для меня, бывшего его постоянным партнером. Джекилл, любезный и веселый за обедом, чтобы нравиться дамам, превращается в супер-Хайда, как только карты сданы.
Сейчас он протягивает руку, бросая шестерку бубей. Я могу только молить, чтобы удача от него отвернулась и он оказался в безвыходном положении. У меня не было такой масти. Грейс сбрасывает пятерку бубей, Макманус сбрасывает черви, Джоан тоже сбрасывает, и Макманус берет взятку. Он бросает косой, злой взгляд прежде, чем я смог отвернуть голову, вновь протягивает руку и бьет бубновым тузом, сбрасывает последнюю ненужную
— Вот, вот и вот. Двенадцать взяток на пиках.
Грейс держит марку. Она берет карандаш.
— Очень красивый шлем, — говорит эта сволочь и не удерживается, чтобы не добавить: — Жаль, что не объявили.
— Вы это слышите, — бурчит Макманус, испепеляя меня взглядом. — Хотите, чтобы она повторила?
— Послушайте, Чарли, у нас недостаточно взяток для шлема.
— Надо полагать, что достаточно, ибо мы его выиграли, не так ли?
— Когда я объявляю взятки, я не беру с потолка, Чарли. Я объявляю по своей игре.
Он становится мертвенно бледным, только шея наливается кровью.
— Господи, что вы несете? Говорят вам, мы выиграли шлем. И смотрите в карты, когда объявляете.
— Будь у вас мои карты…
— Я вам говорил, нечего морочить мне голову этими глупостями. Хотя бы раз признайте себя виноватым, это все, чего я прошу. Сознайтесь, что ничего не понимаете в бридже.
— Я сделаю гораздо больше.
Он так завел меня, что я никак не мог попасть в свой карман и вытащить пачку ассигнаций..
— У меня пятьсот пятьдесят? Вот пять долларов. И отныне мы сможем обходиться без неприятных споров, и я буду оплачивать вам свои промахи так, как вы сочтете нужным. Это не составит труда.
— Вы заплатите мне? Моими деньгами?
Долгое сотрудничество научило меня понимать этот тон. Отказываясь от дискуссии, он берет нож для резки бумаги и пробует лезвие на своем пальце.
— Вы собираетесь поставить меня на место моими же деньгами?
— Моими, Чарли, — ответил я, бросая пять долларов на середину стола, чтобы он забрал их или оставил. — Вот так.
— Господи, — восклицает Джоан. — Веселенькие разговоры! Мы играем в карты или нет?
Макманус ничего не слышит. Он наклоняется ко мне, указательным пальцем тычет меня в грудь.
— Мои деньги, дорогуша. Потому что лишь вчера бухгалтер приходил плакаться мне в жилетку. Номер 310 в отеле «Критерион». Десять месяцев по триста долларов в месяц. Три тысячи долларов моих денежек. Вы отлично знаете, что я не собираюсь вычитать из вашего жалованья, но ваша щедрость в расходовании моих денег начинает выводить из себя!
— Чарли, этот счет из отеля…
— Да? Что? Не хотите ли вы сказать, что заключали сделки в этом захудалом отеле?
Внезапно Джоан вскакивает и выходит из комнаты. Слышно, как кухонная дверь ударяется о холодильник. Я встаю и окидываю Макмануса взглядом.
— Вы достаточно неплохой игрок в бридж, но зато истинный чемпион по грязным делишкам, Чарли.
Впервые ответа не последовало. Что он мог ответить?
Джоан склонилась над кухонным столом, опираясь на свои сжатые кулаки, опустив голову.
— Джоан, послушай. Прежде чем пуститься во все тяжкие, я хочу, чтобы ты поняла: я использовал номер для дел издательства, и только. Ты же знаешь Чарли. Когда он в агентстве, контора превращается в кастрюлю-скороварку. Единственное решение, какое я смог найти, — снять номер в квартале поблизости, чтобы спокойно поработать днем. Овчинка стоила выделки, даже если бы я платил из своего кармана. Клянусь тебе, Джоан, это правда.