Случай на станции Кречетовка
Шрифт:
Руководство Рейха уделяло пристальное внимание этому направлению. Абвер попросту взял за горло оберст-лейтенанта Арнольда, требуя еженедельные пространные сводки о развертывании транспортных потоков на этих трех дорогах.
Спасало еще то, что Альберту в начале года удалось обосновать необходимость организации второй транспортной резидентуры непосредственно в Ростове, учитывая главное направление удара немецких армий на Сталинград и Северный Кавказ. Адмирал Канарис разделил такую озабоченность, и передоверил половину обязанностей Арнольда другому опытному разведчику-нелегалу. За Альбертом осталась магистрали, идущие из Москвы, а по ним и шел основной
И вот настал такой момент, когда разведчик-профессионал, подполковник немецкой армии вынужден бросить на произвол судьбы решающий участок интересов Абвера на территории России. Одним словом, позорно бежать, опасаясь за собственную шкуру. Ну, а что еще прикажите делать… не преподнести же НКВД собственную персону на блюдечке с голубой каемочкой.
Правильно ли поступает разведчик сегодня?.. Здраво размышляя, наверное, правильно… Ведь Альберт Арнольд уже предупредил руководство, что очевидно попал под подозрение советской контрразведки. И даже просил разрешения куратора в ликвидации осведомителя органов, который уже опекал агента, выслеживал и вынюхивал уж слишком наглым образом. А может он преувеличивает, сгущает краски, видит картину в черных тонах, а на самом деле произошло нелепое совпадение случайных факторов, в принципе чуждых шпионской специфике. А тогда… имевшие место жертвы бессмысленны, а сам Альберт — типичный паникер и безмозглый дурак.
Да нет… Интуиция еще не подводила разведчика, ситуация ясная как белый день… Налицо аресты ближайших помощников: Алексея Григорьева и Станислава Заславского — опытных информаторов старой школы, которых, говоря по-русски, — на мякине не проведешь. Невольно помянешь этих людей добрым словом в благодарность за то, что так никого и не сдали, воспользовались страховочной легендой. А ведь они предупреждали Арнольда о нездоровом интересе к ним снабженца Семена Машкова. Да и Федор Руди — редкий экземпляр, артист в своем роде… Этот полунемец-полувенгр три года работает на Арнольда, и тоже подозревает Машкова в двуличии. Конец же сомнения положила жена Татьяна, когда поймала чекистского соглядатая с поличным.
Можно ли было без шума убрать Машкова и работать как прежде, будто ничего не произошло… Конечно, нет… Наверняка подлец Семен «засветил» деповского инженера, и дальнейшая выжидательная позиция, означала только одно, еще большее затягивание петли на шее…
«Да… господин Арнольд, а к чему тогда вчерашний рефлектирующий мазохизм, как сказать правильнее, чисто по-большевистски, — этот интеллигентский бред сивой кобылы. Вот накрутил на себя гнилую достоевщину, чего затрепыхался, как птенец в траве, — и это называется прусский офицер… Позор, да и только… Стыдоба!»
Подготовлю-ка лучше сообщение в Абвер, без обиняков сообщу командованию, что нахожусь на грани провала… Жду неминуемого ареста и потому выхожу из игры… Сделаю по-честному, какие, скажите, тогда претензии…» — решил разведчик.
Пока на керосинке разогревался скудный обед, Роман Денисович, прошел к рабочему столу, приготовил письменные принадлежности, два почтовых конверта и вырвал листы из школьной тетради. Потом достал из книжного шкафа изветшавший томик Достоевского типографии братьев Пантелеевых, служивший шифровальной книгой. Но, с минуту подумав, поставил книгу обратно, решил написать прямым текстом.
Покончив с едой, агент минут двадцать составлял послание, вымарывая с усердием короткое содержание. Наконец, удовлетворенно потерев руки, вслух прочитал сочиненный текст: «Здравствуй дядя Вася (обращался
Закончив с письмами, достал из нижнего ящика стола молоток и коробку с гвоздями. Прошел на кухню, сдвинув тумбочку у печки, проник в подпольный тайник. Вынул меньший сверток с пистолетом и патронами, а тяжелую укладку с рацией задвинул шваброй в подпол как можно дальше. Забил доски гвоздями-десяткой, замазал шляпки пеплом. Потом намел в угол кухонный мусор, сделал вид, что туда полгода никто не заглядывал. Протер ветошкой бока тумбочки, поставив на место.
Потом Ширяев добрался до жестяной коробки с Люгером и боеприпасом, проверил пистолет, и аккуратно затиснул оружие в подсумок с противогазом, не забыв и пачки патронов. Затем вынул из нижнего ящика буфета выкидной финский нож с рукоятью из текстолита, сработанный инженеру в подарок деповским умельцем. Сдвинул рычажок и нажал кнопочку, пружина сработало безотказно. Роман Денисович попробовал остроту лезвия ногтем, вытер об штанину, оценил отполированный блеск металла — убойное оружие. Сложил нож и положил в карман.
Так, теперь следовало уложить носильную одежду в вещевой мешок, и не забыть железнодорожный бушлат, неизвестно еще, где придется скитаться. Там же поместилась и жестянка, которую он дополна набил припрятанными по тайничкам бланками советских документов. На сборы у него ушло чуть больше получаса.
Но агент знал, так дела не делаются. Следовало еще подчистить за собой, в расчете, хотя бы дня на два. Нужно прежде уничтожить прямые свидетельства того, что в квартире жили конкретно Ширяев Роман Денисович с женой Татьяной. Потому пришлось растапливать печь и так редкими в семействе фотографиями, не уничтоженными остатками супружеской переписки и коммунальных квитанций. Ушло на зачистку минут сорок.
Роман Денисович медленно переоделся, выбирая еще не ношенное белье и сберегаемую для праздников одежду, — знал, что обновки дольше сохраняют пристойный вид, а держать фасон стоило непременно. Куда еще занесет нелегкая, сколько толкаться по миру без надежного пристанища…
Вот, кажется, и собрался… Оглядел квартиру потухшим взором бездомного человека, приготовляя себя к очередным скитаниям. И родное жилище, как почудилось, протянуло к нему невидимые руки, будто моля: «Хозяин не покидай, останься… ну, хотя бы повремени еще малость, еще чуть-чуть…»
И разом перед глазами встала Татьяна, ненаглядная жена Танечка. И в полную силу легкие вдохнули запах жены, который не ощущался по привычке, и вдруг, испытывая сладкую прелесть, стал чутко обоняться. Господи, ведь если только вдуматься… неужели покидается годами насиженное дорогое гнездо, счастливая семейная обитель. Альберт немец по рождению, но жена за годы совместной жизни привила мужу русское ощущение окружающего мира. Он чувствовал, воспринимал житейские коллизии, да и все стороны семейного бытия, с позиций русской православной ментальности. И вот теперь рушится еще одно связующее звено, навсегда покидается любимое жилище, семейный кров Татьяны и Романа, — Софьи и Альберта…