Случай
Шрифт:
…смерть, по суеверным представлениям людей, являлась деянием дьявола, а при более глубоком анализе вопроса рассматривалась как аспект космической справедливости.
Книга выскользнула у нее из рук, глаза закрылись, и вот она уже шла с детьми (или это были ее ученицы?) по глади озера. Там, где каждый из них ступал, появлялась пятиконечная трещина. Это было так красиво, и лед стал похож на выложенный плиткой пол. Дети спрашивали у нее называния этих ледяных плиток, а она уверенно
Она проснулась и увидела того самого человека, мужчину, за которым она бежала по вагонам. Теперь она сидел напротив нее.
— Кажется, вы спали, — он слегка улыбнулся своим словам.
Да, она спала, свесив голову вперед, как старуха, а из уголка рта вытекла слюна. К тому же она почувствовала, что ей снова надо в дамскую комнату, и надеялась, что на юбке ничего нет. Она сказала: «Прошу прощения», именно то, что он ей сказал, когда они разговаривали в прошлый раз, взяла свою сумку и быстро, как могла, вышла.
Когда она вернулась, умытая, посвежевшая, он все еще был там.
Он снова заговорил. Сказал, что хотел извиниться.
— Мне показалось, я был немного груб. Когда вы спросили.
— Да, — сказала она.
— Вы правильно описали его, — сказал он.
С его стороны это не было попыткой поддержать беседу, скорее прямой и неизбежный разговор. Если бы она не захотела разговаривать, он мог просто встать и уйти, совершенно не разочарованный, с чувством выполненного долга.
К стыду Джулиет ее глаза наполнились слезами. Это случилось так неожиданно, что она не успела отвернуться.
— Все хорошо, — сказал он. — Все хорошо.
Она быстро кивнула несколько раз, жалобно всхлипнула, высморкалась в салфетку, которую случайно нашла в сумке.
— Все нормально, — вздохнула она, а потом выложила ему все, что случилось. Как мужчина наклонился, спросил ее, занято ли место, как он сел, как она смотрела в окно, а потом когда дольше не могла уже терпеть, то притворялась, что читает, а потом как он спросил ее, где она села, где она живет, как пытался поддержать разговор, пока она не ушла.
Она не рассказала только о слове «подружиться». У нее было ощущение, что если она расскажет об этом, то снова расплачется.
— Заговорить с женщиной легче, — сказал он. — Легче, чем с мужчиной.
— Да, это правда.
— Считается, что женщины в этом плане намного лучше.
— Но он просто хотел с кем-нибудь поговорить, — сказала она, расправляя юбку. — Он хотел поговорить с кем-то гораздо сильнее, чем я этого не хотела, теперь я это понимаю. Я не злая, не жестокая. Но в ту минуту я была такой.
Возникла пауза, во время которой она еще раз вздохнула, снова пытаясь сдержать слезы.
— А раньше вы когда-нибудь хотели поступить так же с кем-нибудь еще?
— Да. Но никогда не делала. Никогда
— Да.
— Но ведь так и могло быть.
— Да.
— Вот так.
— Сомнительная удача, — сказал он, чуть заметно улыбнувшись. — Впервые вы разнервничались и оттолкнули человека, а он бросился под поезд.
— Наверно, это была последняя капля, — сказала она, слегка защищаясь. — Так, наверно, и было.
— Теперь уж вы будете повнимательнее в этом смысле.
Джулиет подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза.
— Вы считаете, что я преувеличиваю?
— Немножко, — сказал он.
— Вы думаете, я драматизирую ситуацию?
— Это естественно.
— Но вы думаете, что это не так, — сказала она, сдерживая смех. — Думаете, что чувство вины — это всего лишь мой каприз?
— Что я думаю… — замялся он, — это неважно. В вашей жизни будут случаться разные события. Возможно, случатся и такие, в сравнении с которыми, этот случай будет совсем незначительным. И вы будете жалеть совсем о другом.
— Разве люди не всегда так говорят? Особенно тем, кто младше их? Они говорят, что когда-нибудь ты не будешь так думать. Погоди немного и поймешь! Как будто у тебя не права на чувства. Или ты не способен чувствовать.
— Чувства. — вздохнул он. — Я говорил об опыте.
— Но вы ведь сказали, что не надо ни о чем жалеть. Люди всегда так говорят. Это правда?
— Это вы мне скажите.
Они еще долго говорили на эту тему, тихо, но так увлеченно, что люди, иногда проходящие мимо, смотрели на них с удивлением, или даже слегка обиженно, как смотрят люди, которые услышали спор, на совершенно пустую, по их мнению, тему. Через какое-то время Джулиет осознала, что хотя она и спорила (очень успешно, по ее мнению) о необходимости проявления чувства вины и прилюдно и в душе, сама она в данный момент перестала его ощущать. Можно даже сказать, что она была довольна собой.
Она предложила перейти в бар, где они могли бы выпить кофе. Только там Джулиет вдруг почувствовала, что очень проголодалась, а время обеда давно прошло. Крендели и орешки — это все, что они смогли раздобыть. Она ела их с такой жадностью, что содержательную, слегка соревновательную беседу возобновить не удалось. Вместо этого они заговорили о себе. Его звали Эрик Портеус, он жил в местечке под названием Уэйл Бэй к северу от Ванкувера, на западном побережье. Но он не сразу ехал домой, собирался задержаться в Регине, где хотел повидать людей, которых давно не видел. Он был рыбаком, ловил креветок. Она спросил его о медицинском опыте, про который он говорил. Он ответил: