Случайная девочка
Шрифт:
– Оль, ну сколько можно? Я уже забодался ждать, – смотрит он на свой швейцарский Брейтлинг.
– Давно ждешь? – фыркаю изумленно. Вглядываюсь в мрачное лицо Анквиста и пожимаю плечами. – Ты написал, я сразу пришла.
– Едем. Устал я. Дома поругаемся, – открывает дверцу. Помогает мне усесться и сам плюхается рядом. – Домой, Дима, – вздыхает устало и по привычке лезет обниматься.
Машина трогается. А я инстинктивно оглядываюсь назад. И в ужасе мажу взглядом по Тане и Люде, в изумлении застывшим посреди парковки.
Глава 45
Два месяца спустя
«Вот чего людям неймется?» – размышляю я, подъезжая к пятиэтажке на окраине Шанска. Смотрю на темные окна.
– Кажется, дома красавица, – усмехаюсь хмуро. – Вон, в коридоре свет горит, – киваю на тонкий отсвет, виднеющийся из кухни.
– Дома. Дома, – вздыхает Андрюха. – Пацаны вон пасут. Еле нашли, бро. Кто бы мог подумать?
– Ты еще скажи, что на контрразведку работает, – цежу, оглядываясь по сторонам. Пока Дима ищет место, где прибомбиться, замечаю двух своих бойцов на качелях.
– Еще двое в беседке, – докладывает Ефим.
– И один у соседки, – ухмыляюсь, доставая из кармана айфон.
– А? Нет. Там напротив бабка старая с сыном живет. Другая хата стоит запертая. И во всем подъезде ни одной молоденькой телочки, – отмахивается мой безопасник.
– Вот ты бестолочь, Ефимов, – как наша математичка в десятом классе, роняю раздраженно. – Я что, кому-то личную жизнь устраиваю? Сплю и вижу, чтобы кто-то за мои бабки пошпилился?
– Да нет… Ты не так понял, бро, – оправдывается Ефим. Но я уже не обращаю внимания. Тыкаю пальцем в самый часто используемый контакт. Улыбаюсь маленькой фотке, с которой мне улыбаются Оливия и Дамир.
Родненькие мои.
Кивком головы прошу Ефима выйти. А вместе с ним выходит и Димон.
Длинные гудки бьют в ухо, а сердце трепыхается от страха. Где моя Олечка? Может, случилось что?
– Да, Федя, ты где? – тут же откликается она. – Когда будешь?
И я выдыхаю. Все хорошо. Действительно, все хорошо.
– Да я тут по делам в Шанске. К Петровичу заезжал. С киатйцами по зуму перетерли, – поморщившись, тру переносицу. – Сейчас еще поболтаю кое с кем, и к тебе, чижик.
– Не задерживайся, – требовательно выговаривает моя девочка. – Завтра в девять к нам приедет организатор свадьбы. Надо прогнать весь сценарий…
– А я думал, организатора прогнать. Это я мигом, – счастливо смеюсь в трубку.
– Федя, – укоризненно выдыхает Оливка. Маслинка моя.
– Шучу, шучу, – тяну улыбу. – Скоро буду, чижик. Давай. Пока.
И выхожу из тачки вслед за ребятами.
– Тут не очень чисто, бро… Говорил же, давай привезем, – отворяет дверь в подъезд Ефимов.
– Да ладно, – отмахиваюсь я. В нос ударяет странный микс вареной капусты и кошачьей мочи. Бл.дь, противогаз мой где?
– Третий этаж, – докладывает Ефим, забегая вперед. Сзади пыхтят ребята из лички. Вроде все спокойно и ровно. Но почему-то в душе кошки насрали. Точно так же, как в тот вечер, когда поднимался в
«Кстати, ее продать, наверное, нужно. Что стоит без дела? И бабки в оборот пустить. А то Марго выбрала свою долю. И мне теперь икается, бл.дь», – поднимаюсь по лестнице. Мажу взглядом по дурацким надписям на облупившихся стенах.
Люди так живут. Каждый день ходят мимо. Читают все это паскудство. И дети их читают, и внуки. И никому не приходит в голову взять и закрасить. Сколько там банка краски стоит? А потом бы поймать этих сраных художников и всечь…
– Пришли, – кивает мне Ефим. Нажимает на черную кнопку звонка.
Слышится резкий гудок. Даже я вздрагиваю. А потом там, за дверью, раздаются шаги.
– Ляля, открой, – требую я. – За тобой долг. Давай поговорим.
– Проваливай, Федор Николаевич! – кричит она.
Мигает глазок, видимо, Ляля орет и меня разглядывает.
– Я тебе ничего не должна. Ты мне за трах сотку перечислил!
– Нет, милая, – хмурюсь я. – Я с тобой не спал и не собирался. А бабки перечислил за информацию. Но ты наврала…
– Я сейчас полицию вызову, Анквист. Еще посидеть хочешь? – раздается из-за двери сварливая угроза.
– Не зли меня, – рычу глухо. – Лучше открывай, и давай поговорим. По-хорошему…
– Да ну тебя на хер! Я полицию вызвала! Пошел вон отсюда, придурок, – вопит она, и я уже хочу бросить все к ядреной фене. Вернуться бы домой к Оле. Обнять. Уткнуться носом в макушку, пахнущую шампунем с жимолостью.
А я… Вместо этого стою в обоссанном подъезде и переругиваюсь с проституткой. Но и уйти теперь не могу. Слишком много на себя Ляля взяла. Сначала врала, что отдаст деньги со дня на день, потом сбежала. Сняла убогую квартиру в Шанске и затаилась. Еле-еле ее пацаны обнаружили. Деньги с карты снимала, идиотка.
Два месяца меня за нос водила. А теперь еще подгавкивает из-за двери. Явно берега попутала. Вот как я могу уйти, сука? Я же перед пацанами лицо потеряю.
– Ломайте дверь, – киваю на жидкую конструкцию из говна, картона и палок. Видимо, как вселились люди на заре заката СССР, так никто ничего и не менял.
Двое моих телохранителей наваливаются на дверь, пытаясь снять ее с петель. А Ляля начинает истошно голосить.
– Помогите! Спасите! Убивают!
Сзади как по команде открывается еще одна такая же картонка. Выходит мужик в трениках. Испитой и небритый.
– Вы чего тут? – смотрит на меня исподлобья. Не сразу, но узнает.
Бритников! Каким хером он тут оказался?
– Зайди к себе и закрой дверь, – рявкаю грозно.
Вот тут ему самое и место, а не в универе, где он к девчонкам лип, сука.
– Ты мою Лялю не трогай! – пьяно угрожает мне бухой в дымину Спирс. – Я ее специально сюда привез и спрятал…. – Поднимает вверх указательный палец.
– Пошел вон отсюда, пока ветер без камней, – огрызается Ефим.
И Бритников, в растянутой майке и таких же трениках, безропотно возвращается в квартиру. Даже дверь за собой прикрывает тихо и аккуратно.