Случайная девочка
Шрифт:
– Вот с этого и надо было начинать, – улыбается мне старшая. – Если вы с Лерой подружки, то это самая лучшая рекомендация. Она с кем попало общаться не будет. Иди отдыхай. В ночную сегодня заступишь. С Михайловной. Она у нас опытная.
– Ага, спасибо! – забираю форму. Наскоро переодевшись в туалете, быстрым шагом направляюсь в реанимацию. В нос ударяет запах антисептика и я неожиданно сбиваюсь с шага.
А палата какая? Я же не спросила! В каждую дверь придется заглядывать.
Деловито открываю дверь. Прохожу мимо двух полицейских, сидящих на диване и не обращающих на меня никакого внимания. Сердце
Осторожно оглядываюсь по сторонам.
А дверей-то нет! Бинго!
Заглядываю в первую палату и чуть не вскрикиваю от ужаса.
На кровати с высоким изголовьем лежит мой любимый мужчина. Голова перевязана, на лице ссадина. И словно спит.
– Федечка, – усевшись на табуретку, беру его за руку. – Просыпайся, любимый. Хватит спать. Ты мне нужен. Я люблю тебя, – стараясь сдержать рыдания, выговариваю каждое слово. Федор услышит меня и обязательно поправится.
Как там писал кто-то из великих?
Человек человеку – лекарство.
Вот только бы я добавила. Если любит, конечно!
Глава 47
Глава 47
– Феденька мой, любимый, поправляйся. Я рядом, – глажу широкую ладонь Анквиста. Тяжелую и безжизненную.
Спит мой богатырь. Будто все силы из него выкачали и тумблер на ноль повернули. Уже три дня спит. Дышит спокойно. Словно и не волнует его ничего.
Только повязка на голове напоминает о покушении.
Оказывается, Бритников его ударил. Зачем? Почему? Тут мотивы понятны. Но как они нос к носу столкнулись, до сих пор не пойму!
Хоть убей не пойму, как наш доцент оказался в пятиэтажке на окраине Шанска. Что ему там делать? А Феде моему?
Вчера в Шанской полиции мне шустрый майор фотки показывал. Спирса я сразу опознала, хоть он страшный стал. Как быстро человек опустился. Нечёсаный, не бритый. И морда обрюзгшая. Видимо, заливал водочкой собственный провал. А на второй фотке – девица незнакомая. Я ее впервые видела. Кто такая? И вроде к ней Федя мой приезжал. А Бритников услышал знакомый голос и выскочил. Ударил Федора из личной неприязни. Тут все свидетели подтвердили. И Спирс показания дал, что, дескать, Анквист ему жизнь поломал, и ему ничего другого не оставалось. Тем более случай представился.
Тварь мерзкая! Это Федя мой тебя заставлял над людьми издеваться и воровать чужие труды? Получил по заслугам и сидел бы тихо. А теперь точно уголовное дело, суд и тюрьма.
Стоп! Ребята из лички еще говорили, они за каким-то долгом приезжали именно к этой дамочке. А как там Спирс оказался? Мутная история.
Снова прижимаю к груди Федину руку. Снова целую пальцы, пытаясь сосредоточиться на главном. Вот что ему сказать, Феде моему? Как уговорить вернуться из забытья?
– Просыпайся, – шепчу, поднося руку к щеке. – Дамирка ждет тебя. Вместе гулять пойдем. На лодке покатаемся. На уточек посмотрим. Щенки уже подросли, – причитаю я. И охаю, увидев перед глазами картинку.
Наш первый день у Анквиста. Вот мы с Дамиром и Валентиной гуляем вдоль пруда. И мой маленький мальчик бежит в воду к уткам. Еле успеваю схватить. А вот идем дальше, к щенкам. Слышится шум шин, тормозящих около соседнего здания. И я снова как наяву вижу Федора, выходящего из Рэнджа, и семенящую вслед за Анквистом дамочку.
Господи! Это же она!
Сердце останавливается от ужасной догадки. И разрывается на куски. Это точно она! Та самая баба, которая с Федей со свадьбы приехала. Только тогда она была в шляпе и в шелковом обтягивающем платье, а с фотки на меня смотрела перепуганная лохматая ворона.
Зачем к ней Федор ездил? Какой еще долг?
От ревности и досады хочется выть в голос. Но нельзя. В реанимации плакать запрещено. Меня заведующий отделением в первый же день предупредил. И здравый смысл вроде подсказывает, что не станет Федор общаться с вульгарной бабенкой. И не поселит свою любовницу на краю всеми забытого Шанска.
Тогда зачем поехал? Какие у него дела с этой Лялей? Ума не приложу.
– Знаешь что? – теряя терпение, обеими руками прижимаю к груди ладонь Анквиста и тараторю порывисто. – Ты поправляйся, любимый. Поправляйся. Тебе силы точно понадобятся. Пока не объяснишь, какого попер к Ляле, никакой свадьбы не будет. А если ты с ней загулял, так и вали к ней! Собирай свои вещи, и чтобы я тебя близко не видела. Мы с Дамиром сами проживем. Слышишь?
О господи! Спохватываюсь поспешно. Откуда я Федора выгоняю? Из его собственного дома? Отличный план.
– Просто если ты на мне женишься, а сам будешь дальше по девкам бегать, ничего у нас с тобой не получится. Я так не смогу, Федя. Я люблю тебя. И Дамирка любит. Зачем ты к этой странной бабе поехал? Так бы расписались в субботу! Все уже готово было. И платье, и зал. А ты? Вот как так можно? – плачу и выговариваю с обидой. Впервые за три дня даю волю чувствам. Будто сердце мое сначала превратилось в камень, а потом треснуло от напряжения. – И Бритников там. Вот и мне теперь кажется, что ты из-за дамочки этой на него наехал. Нет? Ну что ты молчишь? Что молчишь, Федя? Хоть бы глаза открыл. Сказал мне что-нибудь. Вот пока спишь, подумай, – машинально оглаживаю красивые крупные пальцы. Переплетаю их со своими. – А не будет у тебя нормального объяснения, выйду замуж за Дениса. Так и знай! – припечатываю напоследок. – Уеду от тебя по распределению. Во Владивосток уеду. А ты дальше с Лялей этой шарахайся. Слышишь меня? – прижав к себе руку Анквиста, реву белугой.
Ладонь любимого дергается в слабом захвате. Или мне кажется?
– Федечка, открой глазки! – кидаюсь к нему. Тормошу. Целую лицо. – Федя. Федечка мой! Никому тебя не отдам.
– Не отдавай, – вылетает хриплый присвист из обветренных губ. – Не хочу я с Лялей, чижик. С тобой хочу, – слышится родной голос. Анквист открывает глаза. И смотрит на меня. Как же он смотрит!
Осторожно прижимаю к себе дурную Федькину голову. Целую в глаза, в щеки, в нос.
– Мой. Любимый. Никому тебя не отдам! – всхлипываю, обнимая. И снова целую. В шею, в ключицу, в подбородок.
– Я вернулся, Олюшка, – сипло шепчет Анквист. – Я с тобой, чижик…
Вокруг пищит аппаратура. Слышу, как к нам бегут люди.
– Люблю тебя, – только и могу выдохнуть. И отступаю, давая место профессионалам.
– Оль, не уходи, – просит с кровати Федор. Смотрит жалобно и изумленно. Но меня уже оттесняют в сторону врачи и медсестры.
– Потом придешь, – шепчет медсестра Галочка. За прошедшие три дня мы с ней подружились немного.
Но я так и стою статуей в дверном проеме. Ни уйти не могу, ни помочь.