Случайная вакансия
Шрифт:
– Нет, – сказал Пупс, но, как она поняла, лишь для того, чтобы отделаться.
– Мне сейчас нужно сходить к Мэри, отнести кое-что из еды. Умоляю, Стюарт, в мое отсутствие не огорчай отца еще больше. Прошу тебя, Стю.
– Ну хорошо, – ответил он с полуухмылкой-полуужимкой.
Она почувствовала, что его мысли – не успела она закрыть дверь – стрижами упорхнули совсем в другую сторону.
VI
При свете дня злобный ветер разогнал низкие тучи и с закатом умер. Через три дома от Уоллов, в доме Моллисонов,
Последние два-три дня повергли ее в расстройство. Продажи были, по сути, на нуле. Торговый представитель фирмы «Шанпетр» – как оказалось, мордастый, грубый тип – приволок с собой целый саквояж отвратных бюстгальтеров. Видимо, все свое обаяние он растратил на предварительные переговоры, потому как при встрече повел себя деловито и свысока, стал хаять ее ассортимент и навязывать свой товар. Она ожидала увидеть кого-нибудь более юного, рослого и сексуального; с первой же минуты переговоров ей не терпелось выставить его с этим барахлом из своего бутика.
В обеденный перерыв она купила для Мэри Фейрбразер открытку с надписью «Искренние соболезнования» и теперь пыталась придумать что-нибудь от себя, ведь после той кошмарной поездки в больницу одной лишь собственноручной подписи явно было бы недостаточно. Близкими подругами они никогда не были. Пэгфорд – городок небольшой, тут все друг с другом здоровались, но на самом деле они с Майлзом совершенно не знали Мэри и Барри. Можно даже сказать, они принадлежали к противоборствующим лагерям, потому что Говард и Барри вечно конфликтовали из-за предместья Филдс… Саманта этими проблемами не заморачивалась. Политические дрязги местного значения ее не трогали.
Измученная, раздраженная, она весь день кусочничала, чтобы поднять себе настроение, и отнюдь не горела желанием идти к свекрови на ужин. Уставясь в зеркало, она приплюснула щеки ладонями и стала осторожно оттягивать назад. Отражение постепенно молодело. Поворачивая лицо так и этак, Саманта изучала тугую маску. Так лучше, намного лучше. Интересно, во что это встанет; долго ли придется мучиться; сможет ли она рискнуть. Нетрудно было представить, что скажет свекровь, завидев Саманту с новым, упругим лицом. Ширли не упускала случая напомнить, что они с Говардом помогают оплачивать образование внучек.
В спальню вошел Майлз; Саманта отпустила щеки и взялась за корректор для области глаз; откинув назад голову, как перед нанесением макияжа, она обработала мешки под глазами. Но в углах губ оставались тонкие, как иголки, короткие морщины. Их можно было выровнять – она читала – какими-то инъекциями. Неизвестно еще, будет ли желаемый эффект, но всяко дешевле, чем подтяжка, да и Ширли, глядишь, не заметит. В зеркале она видела, как Майлз снимает галстук и рубашку; внушительный живот нависал над офисными брюками.
– У тебя ведь деловая встреча была назначена? С каким-то представителем? – вспомнил он.
Лениво почесывая волосатый пуп, он уставился в платяной шкаф.
– А толку-то что? – отозвалась Саманта. – Дерьмо полное.
Майлзу нравился род ее деятельности: в той среде,
– Чашечки не подошли? – со знанием дела осведомился он.
– Фасоны не подошли. Цвета жуткие.
Саманта стянула густые каштановые волосы на затылке, не сводя глаз с Майлза, который переодевался в модные хлопчатобумажные штаны и рубашку поло. Она вся была на нервах и от малейшей провокации могла вспылить или расплакаться.
До Эвертри-Кресент было рукой подать, но, чтобы не преодолевать крутой подъем, они поехали на машине. Быстро темнело; на вершине холма они обогнали какого-то пешехода, фигурой и движениями точь-в-точь похожего на Барри Фейрбразера; Саманта даже вздрогнула и оглянулась. Их машина свернула влево, и через минуту – да, никак не больше – они уже притормозили у полумесяца одноэтажных домов постройки тридцатых годов прошлого века.
Как у парадного фасада, так и на заднем дворе принадлежащего Ширли и Говарду коттеджа, невысокого кирпичного строения с широкими окнами, зеленели обширные газоны, которые летом Майлз подстригал аккуратными полосками. За долгие годы здесь появились фонари под старину, белая чугунная калитка, а по бокам от входной двери – терракотовые вазоны с геранью. Но главное, рядом с дверным звонком висела круглая плакетка полированного дерева, на которой готическим шрифтом, да еще в кавычках, было начертано: «Эмблсайд».
Саманта иногда язвила по поводу дома родителей мужа. Майлз терпел ее насмешки, по умолчанию признавая, что у них с Самантой, в доме с ламинатными настилами и дверями, с коврами на голых досках, с репродукциями в рамах, с модным, но неудобным диваном, заметен более утонченный вкус, но в глубине души он отдавал предпочтение этому коттеджу, где прошло его детство. Там почти все поверхности были накрыты чем-нибудь мягким и ворсистым, там не гуляли сквозняки, а кресла были на редкость удобны. По окончании стрижки газонов Ширли каждый раз подавала ему холодное пиво, и он устраивался в каком-нибудь из этих кресел, чтобы посмотреть крикет на огромном экране. Иногда к нему подсаживалась одна из дочек и лакомилась мороженым, политым шоколадным сиропом, который специально готовила для внучек бабушка Ширли.
– Здравствуй, солнышко, – сказала Ширли, открыв дверь.
Приземистым, компактным телосложением она напоминала маленькую аккуратную перечницу в фартучке с растительным узором. Ширли привстала на цыпочки, чтобы рослый сын ее поцеловал, потом бросила: «Здравствуй, Сэм» – и тут же отвернулась.
– Ужин почти готов. Говард! Майлз и Сэм пришли!
В доме пахло мебельным воском и аппетитной едой. Говард появился из кухни с бутылкой вина в одной руке и штопором в другой. Отработанным движением Ширли незаметно попятилась в столовую, пропуская вперед Говарда, занимавшего почти всю ширину коридора, а потом засеменила в кухню.