Случайная вакансия

Роулинг Джоан Кэтлин

– …Его не было. Пропустил сдвоенный урок целиком. Этот – сразу ко мне в кабинет. Завтра в учительской только и разговоров будет. А ему это и нужно! – кипел от негодования Колин, и Тесса поняла, что речь уже идет не об учителе. – Лишь бы меня прилюдно опозорить.

Ее муж побледнел от изнеможения, под красными глазами пролегли темные тени, руки теребили портфель. Прекрасные руки: крупные суставы, длинные изящные пальцы – почти такие же, как у их сына. Недавно Тесса поделилась с ними своим наблюдением, но ни одного ни другого нисколько не обрадовало известие о физическом сходстве.

– Не думаю, что он… – начала Тесса, но Колин не слушал:

– …Будет

оставлен после уроков, на общих основаниях, и еще дома от меня получит. Посмотрим, как он тогда запоет. Посмотрим, как он развеселится. Для начала пусть неделю отсидит дома – посмотрим, как ему это понравится.

Прикусив язык, Тесса разглядывала поток одетых в черное школьников: понурые головы, лезущие в рот волосы, плотно запахнутые тонкие пальтишки. Щекастый первоклашка растерянно оглядывался по сторонам, не понимая, почему за ним еще не приехали. Толпа поредела, и тут показался Пупс, который шагал, как всегда, рядом с Арфом Прайсом, подставляя худощавое лицо ветру. При определенных поворотах головы, при определенном освещении нетрудно было представить, каким будет Пупс, когда состарится. От усталости Тессе вдруг показалось, что он совсем чужой; она даже удивилась, когда он свернул к машине, и подумала, как ей не хочется вылезать на злющий, невообразимый ветер, чтобы только пропустить этого незнакомца на заднее сиденье. Но когда он, подойдя вплотную, одарил ее кривой полуулыбкой, она тут же узнала в нем своего любимого – несмотря ни на что – мальчика и, пока он усаживался сзади, стоически перетерпела острые, как нож, порывы ветра; отец не шелохнулся.

Опередив три автобуса, они выехали со стоянки, пересекли из конца в конец городок Ярвил, потом жутковатое, убогое предместье Филдс и вывернули на окружную дорогу, чтобы сократить путь до Пэгфорда. Тесса наблюдала за Пупсом в зеркало заднего вида. Ссутулившись, он смотрел в окно, как будто оказался в этой машине случайным попутчиком.

Колин дождался, когда они выедут на окружную, и только тогда спросил:

– Где ты был во время урока информатики?

Тесса еще раз невольно покосилась в зеркало. Сын зевнул. Хотя она и не переставала убеждать мужа в обратном, ей подчас казалось, что Пупс и впрямь начал войну против отца на виду у всей школы. До нее, как до школьного психолога, доходили такие подробности, о которых она бы сама не догадалась; ученики чего только не говорили, кто невинно, кто с умыслом.

Мисс, а Пупсу можно курить? Он и дома курит?

Свою тайную добычу, которая сама шла в руки, она хранила в особых запасниках, не пуская туда ни мужа, ни сына, хотя несла это гнетущее бремя с трудом.

– Гулять ходил, – спокойно ответил Пупс. – Ноги размять.

Колин неуклюже обернулся; его сковывали не только натянувшийся ремень безопасности, но и портфель, и пальто. Он сорвался на крик. В подобных случаях тон его голоса становился все выше и выше, переходя почти что в фальцет. Пупс сидел молча, кривил губы в дерзкой ухмылке и довел отца до того, что тот перешел к оскорблениям, хотя бранился крайне редко и потом долго себя корил.

– Самодовольный, наглый го… гаденыш! – вскричал он, и Тесса, которая из-за навернувшихся слез плохо видела дорогу, сразу представила, как завтра утром Пупс начнет передразнивать эту безобидную визгливую ругань, чтобы посмешить Эндрю Прайса.

До чего прикольно Пупс изображает походку Кабби – вы видели, мисс?

– Как ты смеешь мне дерзить? Как ты смеешь прогуливать?

Колин уже не мог остановиться; Тесса,

смахнув слезы, свернула в Пэгфорд, пересекла главную площадь, миновала кулинарию «Моллисон энд Лоу», военный мемориал и «Черную пушку», обогнула церковь Архангела Михаила и Всех Святых, оказалась на Черч-роу и в конце концов припарковалась на подъездной дорожке у дома; все это время Колин, не умолкая, визгливо кричал и даже охрип; у Тессы щеки стали мокрыми и солеными от слез. Они вышли из машины; Пупс открыл своим ключом парадную дверь и неторопливо поднялся к себе в комнату, ни разу не оглянувшись.

В темной прихожей Колин швырнул портфель на пол и обрушился на Тессу. Сноп света, падавший сквозь витражное оконце над дверью, прихотливо окрашивал его взволнованную, круглую, лысеющую голову то в кроваво-красный, то в мертвенно-голубой цвет.

– Теперь ты видишь? – кричал он, размахивая длинными руками. – Нет, ты видишь, с чем я вынужден иметь дело?

– Вижу. – Она вытащила из коробки под зеркалом большой ком бумажных салфеток, вытерла лицо и высморкалась. – Да, вижу.

– Он на нас плюет!

Тут Колин и сам разрыдался, громко и сухо кашляя, как ребенок с крупозным воспалением легких. Тесса бросилась к нему и обхватила руками на уровне пояса – маленькая и пухлая, она при всем желании не дотянулась бы выше. Он склонился к жене; она чувствовала, как сотрясается под пиджаком его грудь.

Через несколько минут, осторожно высвободившись, она повела его на кухню и заварила чай.

– Я приготовила для Мэри рагу, надо отнести, – немного погодя сказала Тесса, гладя его по руке. – У нее в доме остановилась половина всей родни. Я скоро вернусь, и мы с тобой пораньше ляжем спать.

Он кивнул и шмыгнул носом; Тесса поцеловала его в висок, направляясь в чулан, где стоял морозильник. Когда она вернулась с тяжелой обледенелой жаропрочной кастрюлей, муж сидел за столом в той же позе, сжимая в своих больших ладонях кружку и зажмурившись.

Тесса поместила кастрюлю в полиэтиленовый пакет и оставила на кафельном полу в прихожей. Затем она надела мешковатый зеленый кардиган, частенько заменявший ей куртку, но переобуваться не стала. Вместо этого она в мягких тапках неслышно пошла вверх по лестнице, а потом, ступая более свободно, поднялась еще на один пролет, в мансарду. За дверью послышалась торопливая возня. Тесса постучалась, давая Пупсу возможность свернуть на мониторе все окна и, возможно, спрятать сигареты, о которых она якобы не знала.

– Да?

Она приоткрыла дверь. Сын, сидя на корточках, с показной сосредоточенностью рылся в школьном рюкзаке.

– Ты другой день не мог выбрать, чтобы прогулять урок?

Пупс выпрямился; худой и длинный, он возвышался над матерью.

– Да был я на этом уроке. Просто немного опоздал. Беннетт меня не отметил. Придурок.

– Стюарт, прошу тебя. Пожалуйста!

У себя в школьном кабинете ей подчас приходилось сдерживаться, чтобы не повышать голос. Вот и сейчас она готова была начать.

«Ты должен принять реальность других людей. Тебе кажется, что реальность – это предмет для переговоров, что она будет для нас такой, как ты скажешь. Ты должен принять, что мы столь же реальны, как и ты; ты должен принять, что ты не Господь Бог».

– Отец страшно переживает, Стю. Из-за Барри. Ты это понимаешь?

– Да.

– Представь: это все равно что ты бы потерял Арфа.

Он не ответил; выражение его лица почти не изменилось, но она уловила издевательскую насмешку.

– Я знаю, ты считаешь, что вы с Арфом и отец с Барри – это небо и земля…