Случайная знакомая

Нариньяни Семен Давыдович

— Спасибо, нам такая статья не требуется.

— Почему? Разве вы не будете печатать тома на букву «П»?

— Том на букву «П» у нас будет, а вот статьи о Пьянкове в этом томе не будет.

— А если я попрошу вас как коллега коллегу?

— А вы, собственно, кто?

— Пьянков.

— Какой?

— Тот самый.

Сотрудник редакции с удивлением оглядел Пьянкова. Сотруднику было неприятно продолжать разговор с поэтом, который проталкивал в редакцию статью о самом себе. Но так как этот сотрудник был человек мягкий, стеснительный, то он подавил вспыхнувшее

в нем возмущение и деликатно сказал назойливому поэту:

— Идите домой и успокойтесь. Мы расскажем о вашем творчестве все, что следует, в общей статье о поэзии.

— Нет, нет, только не в общей. Мне должна быть посвящена в БСЭ специальная статья, иллюстрированная поясным портретом.

Сотрудник редакции пытался в тактичной форме объяснить Пьянкову разницу между БСЭ и периодической печатью. Но на Пьянкова не действовали никакие резоны. Дня через два он пришел в кабинет главного редактора и сказал:

— Берегитесь! Том БСЭ на букву «П» готовится к выпуску в порочном виде.

— А именно?

— В этом томе нет статьи о Пьянкове.

— А он кто, этот Пьянков?

— Как, вы не слышали о поэте Пьянкове?

— Простите, нет.

— Странно… Если говорить о листаже, то я написал в два раза больше Лермонтова и в пять раз больше Крылова.

— В стихах главное не листаж, — заметил редактор, — а чувства, мысли…

— Значит, вы тоже против меня?

— Тоже.

— А если я попрошу вас как коллега коллегу? Пусть даже без поясного портрета. Напечатайте только одну статью.

— Нет, — еще раз сказал редактор и встал, давая этим понять, что аудиенция окончена.

Пьянков ушел, но не успокоился. Через неделю он прислал в редакцию энциклопедии письмо:

«Считаю необходимым вторично просить вас рассмотреть вопрос о невключении меня в БСЭ…»

Вслед за письмом поэт начал звонить по телефону. Кричать в трубку:

— Я автор многих книг!

Правильно, Пьянков автор плодовитый. Поэт и прозаик. Некоторые его стихи входили в сборники, а иные повести даже переиздавались. Но в целом стихотворное творчество Пьянкова никогда не поднималось выше среднего уровня. А вот ниже оно спускалось, и довольно часто.

Но изъяны в творчестве мало волновали Пьянкова. Он спал и видел себя в томе на букву «П». По этому поводу он строчил челобитные куда только мог, вплоть до самых высоких правительственных учреждений.

«Обратите внимание: у редакции БСЭ неправильная линия».

В работе редакции были, конечно, недостатки, которые нуждались в исправлении. Мы бы могли назвать имена действительно хороших писателей, незаслуженно обойденных БСЭ. Но не о них, этих писателях, хлопотал поэт Пьянков. Он старался протащить статью о самом себе. Пьянков жаловался на БСЭ даже в каком-то публичном выступлении. Пожаловался и тотчас отправил главному редактору заявление такого содержания:

«Я думаю, редколлегия, руководимая вами, сочтет необходимым заново, со всей серьезностью рассмотреть справедливые претензии советской общественности

о моем невключении в очередной том энциклопедии».

Если бы Пьянков мог, он давно обратился бы в суд, чтобы упрямую редакцию приговорили напечатать благоприятный отзыв о нем. Но органы суда делами литературы не занимались, и поэт направил свои стопы в газету:

— Примите меры. В редакции БСЭ царит произвол.

— Неверно, это не произвол. Редакция перед составлением каждого тома выпускает специальный словник, который обсуждается в научных, литературных, общественных организациях. Ваше имя, как видно, никто не выдвигал.

— Почему же никто. А я сам?

— Этого недостаточно.

— Я член СП (союза писателей).

— Широкому читателю ваше имя мало что говорит.

— Вот в этом все зло, — застонал Пьянков. — Я пишу, издаюсь, а меня почти не знают. Почему? Да потому, что справочная литература не печатает обо мне био-библиографических сведений. В Большой Советской Энциклопедии меня нет. В Медицинской — нет.

— При чем здесь Медицинская? Вы же писатель, а не медик.

— Да пусть хоть где-нибудь вспомнят обо мне! А ведь я человек живой, незаурядный. Так пустите меня в энциклопедию.

А может, и в самом деле пустить? И даже в тот же самый том на букву «П»? Взять, к примеру, и рассказать о домогательствах поэта в статьях «Пролазы» или «Проныры». Рассказать в назидание литераторам, которые пытаются увековечить свое имя лишь с помощью справочных книг. А ведь они бегают, шумят, хлопочут о прижизненных памятниках. Всем им хочется хоть немножечко постоять в веках, и каждому на свою букву.

Уважаемые товарищи! Не забывайте о скромности. Что же касается славы, то пишите больше и, главное, лучше, и читатель каждому воздаст по заслугам.

1954 г.

За кусок пирога

Отцу Василию прислали из епархии «Волгу», новую, светло-голубую. Благочинный нажал пальцем на сигнал, послушал пение автомобильного гудка и сказал:

— Хорошо!

Отцу Василию хотелось сесть за руль, проехаться по улицам райцентра… Но, чтобы проехаться, нужно было уметь водить машину. А епархия, к сожалению, не создала еще кружка для обучения автоделу лиц духовного звания. Записаться же на курсы, организованные при Доме культуры, благочинному не позволял сан.

И вот в повестке дня церковного совета появился вопрос о найме водителя. Наем затруднялся тем, что среди прихожан Михайловки не было ни одного человека, разбирающегося в моторе внутреннего сгорания. Такового нужно было искать, соблазнять, переманивать! А где?

В райцентре было три автобазы: республиканского, областного и местного значения. Отец Василий закинул удочки во все три, а дабы клев был дружнее, зарплату церковному шоферу он назначил в полтора раза выше обычной. Прошел день-два, а клева нет. Среди ста сорока водителей трех баз не нашлось ни одного, кто прельстился бы жирной церковной наживкой.