Случайные помехи
Шрифт:
– Не будьте эгоистом, – улыбнулась Женевьева. – Для всех.
– Какой же?
– Потерпите до вечера. Значит, до встречи, – сказала Женевьева и отключила экран.
14
Когда созреют гроздья звезд,
Расправит плечи млечный мост,
И тишь падет росою жадной,
И отдыха настанет срок,
И августовский ветерок
Повеет сыростью прохладной,
Тогда раскроется душа —
Читай ее, листай страницы!
И из небесного Ковша
Тебе захочется
Приглашение Макгрегора, о котором рассказала Женевьева, произвело на Зою Алексеевну странное впечатление.
– Это будет в том сооружении, о котором я тебе говорила? – переспросила она. – Возле конечной станции фуникулера?
– Ну да.
– Над пропастью?
– Ага, – кивнула Женевьева. – Оттуда, говорят, открывается потрясающая панорама. Даже медцентр увидишь. И Пятачок…
– Нет, не пойду, – решительно отказалась Зоя. – Ты ступай, а я останусь с Сергеем.
– Неудобно, Зоенька. Я обещала, нас будут ждать. А Сергею, сама видишь по приборам, сейчас лучше, персонал за ним присмотрит, автоматы, белковые…
– Нет.
– Какая муха тебя укусила? – удивилась Женевьева. – Может, в пропасть боишься свалиться?
– Скажи, – спросила Зоя после продолжительной паузы, – у тебя есть в жизни памятные места?
– Конечно, – пожала плечами Женевьева. – Мне немало пришлось поездить по белу свету, побродить с альпенштоком, походить под парусом спортивной яхты. А на память я не жалуюсь.
– А есть места, связанные с чем-то сокровенным, глубоко личным? – продолжала Зоя.
Женевьева задумалась.
– Есть, пожалуй, три-четыре таких места, – произнесла она. – Но об этом очень трудно рассказать.
Зоя кивнула:
– А есть среди них такое, куда тебе тяжело возвращаться?
– Есть такое, – глухо сказала Женевьева.
– Тогда ты должна понять меня.
Торопец, умолкнув, подошла к окну, уставилась на заснеженный сад. Женевьева подошла к ней, положила руку на плечо: в глазах у Зои блестели слезы.
– Прости, если что не так, – сказала Женевьева.
– Ничего, это пройдет. – Зоя вытерла глаза.
– Знаешь, не будь Сергей спортсменом, он не вышел бы из кризиса, сломался…Железный организм, – добавила Женевьева с восхищением. – Ну, слово за тобой.
– Я передумала. Едем! – тряхнула головой Зоя.
– Тогда собирайся, нас, наверно, ждут, ваши коллеги по совету любят пунктуальность.
Весь подъем на фуникулере Зоя промолчала, и Женевьева поняла, что ее лучше ни о чем не расспрашивать. Кабина под порывами морозного ветра раскачивалась, чуть поскрипывала, а Зоя стояла, уцепившись за поручень, и не отрываясь глядела на проплывающую внизу долину, на окрестные горы. Казалось, она видит там то, чего не видят другие, ее случайные попутчики. Под прозрачным полом проходили заснеженные деревья, заметенные снегом перевалы, крутобокие скалы.
В кабине было тесно, шумно, многие молодые люди были с лыжами, за спинами их висели рюкзаки. Они охотно смеялись каждой шутке, и видно было, что настроение у них отменное.
Какой-то парень уставился на Зою Алексеевну, – видимо, узнал ее по
Постепенно выходили и остальные, так что перед конечной остановкой Зоя и Женевьева остались одни.
После зыбкого, уходящего из-под ног пола кабины приятно было опять ступить на твердую почву. Жесткая горная трава, припорошенная снегом, сердито топорщилась.
Зоя сделала несколько шагов, словно незрячая, и едва не врезалась в ствол ели.
– Что с тобой? – успела схватить ее за руку Женевьева.
Зоя виновато улыбнулась:
– Задумалась.
С того дня, как они побывали здесь с Сергеем семь с лишним лет назад, Зоя ни разу не поднималась в горы на фуникулере. Тогда стояла осень, теперь царит зима. Зое в мечтах хотелось снова побывать в горах непременно с Сергеем и Андрюшкой. Что ж, в следующий раз непременно…
Несмотря на то, что времени прошло порядочно, Зоя помнила последнюю их с Сергеем прогулку до мельчайших подробностей.
Пока Женевьева и Зоя ехали на фуникулере, в горах совсем стемнело. Когда они вышли из кабины, вспыхнули фонари. Снег вокруг был почти не примят – видно, охотников гулять здесь зимой было немного. Зоя отметила, что семь лет назад освещения здесь не было. А сейчас панельные фонари ночь превратили в день. Их стройный пунктирный ряд освещал путь к новому строению. Увидя его, Женевьева ахнула: новое сооружение и впрямь было великолепным. Казалось, какой-то великан поднял за крышку сияющий как алмаз четырнадцатигранник и занес его над горной бездной. Несущие части были настолько тонки, что при неверном вечернем освещении их невозможно было заметить, и создавалась полная иллюзия, что строение свободно парит в воздухе, словно в невесомости.
Начался снегопад.
– Снежинки словно бабочки-белянки, – произнесла негромко Женевьева. – Говорят, когда начинает идти снег, нужно загадать желание. Я загадала, загадай и ты.
– Уже, – скупо улыбнулась Зоя. В зале, под полом которого синела пропасть, был полный сбор. Сидящие за столом встретили обеих женщин приветственными возгласами. Их усадили на два свободных места рядом с Макгрегором.
– Так и жду, что в бездну полечу, – покачала головой Женевьева, прежде чем сесть, засмотревшись вниз.
– Если и полетим, то всем советом, а это не так страшно, – пошутил астрохимик.
Разговор за столом рос, ширился, как река в половодье. Все говорили много, возбужденно, но за каждой фразой угадывалось тщательно скрываемое волнение. Что ни говори, ответственность на себя они взвалили немалую. Скоро вернется «Анастасия», и еще неизвестно, к каким последствиям это приведет. Никто, однако, вслух об этом не говорил. Словно сговорившись, затрагивали только нейтральные темы: зима в этом году на Кавказе наступила рано… В Большом театре интересная премьера, кто видел – все хвалят, слетать бы в Москву… Славно бы в воскресенье всем советом выбраться на лыжах в горы – а что, закисли, засиделись.