Случайный свидетель
Шрифт:
— Эта тюрьма в частном владении.
— А знаешь, что там отвечают надзиратели, когда им говоришь, что тебе что-то не нравится — мыло, к примеру? Они говорят: «Это не в нашей компетенции». Представляешь?
Они подъезжали к Тунике.
— Юджин сказал, что в тюрьме он разбогател, только вот денег так и не увидел.
— Да, он провернул одну аферу, кинул педиков.
— Именно так он мне и сказал, только не уточнил, как он ее провернул. Я как-то столкнулся с этим бизнесом, но не пошел дальше того, что продал свою фотографию. Не знаю, что с ней эти зэки делали. Помнишь эту
— Отис, — сказал Арлен. — Тупее его я никого в жизни не встречал. Юджин работал по обычной схеме. Короче, посылает он «объявление личного характера» в несколько журналов для гомиков, где написано, что он несправедливо осужден за кражу, а он, мол, просто не знал, что его кореш таскает домой краденые вещи, и что ему нужен совет более мудрого и опытного человека. Скоро он получает сотни писем от старых пердунов-гомиков, выражающих ему свои соболезнования. Выждав немного, он пишет им всем, что подает на апелляцию и поэтому ему нужно пять штук баксов, которые они могут выслать его адвокату в Джексоне, так как сам он, естественно, чека получить не может. Адвокат, как ты понимаешь, с ним в доле. У гомиков к тому времени уже накопилось по нескольку писем от него, не говоря уж о фотографиях с голехоньким Юджином, поэтому они начинают слать деньги.
— Юджин им свои фотографии послал?
— Да нет, конечно! Клоп взял фотографию одного из парней, которые выступают на секс-шоу. Похож на итальяшку, член по колено… А я снял копии и разослал их педикам, написав при этом, что делаю это исключительно ради Юджина и что снимок сделан незадолго до того, как он загремел в тюрягу. После этого он получил письма почти от каждого. Дескать, чек отправлен, ждет его скорейшего освобождения и до скорой встречи. Чеки были выписаны на Юджина и должны были быть перечислены на счет, открытый для него адвокатом.
Они уже были в Тунике, ехали по центральной улице в направлении Фокс-Айленда. Джим Рейн повернул направо. Арлен сказал:
— Я слышал, в этом доме сейчас живет Билли Дарвин. Мужик, который рулит «Тишоминго». — Он кивнул на большое здание в тюдоровском стиле, вокруг которого росли белые дубы. — Самый хороший дом в городе.
Клоп жил в полумиле дальше, в одном из «домов заводского производства» Уолтера Киркбрайда. Крытое крыльцо, внутренний дворик… К этому всему Клоп добавил гараж на три машины.
Джим Рейн сказал:
— Юджин говорил, что это сработало, но денег он так и не увидел. А их должно было быть больше двухсот тысяч баксов.
— Ну, это его подсчет, — усмехнулся Арлен. — Ему слали деньги педики со всей Америки. И вот когда он освободился… Понятно, что ни на какую апелляцию Юджин не подавал, отсидев три года от звонка до звонка, он поехал в Джексон забрать свои деньги. И адвокат сказал ему: «Какие деньги? Я получил всего десять штук. Это как раз мой гонорар».
— Он соврал.
— Конечно, соврал.
— И что Юджин?
— Пристрелил сучонка.
Они подъезжали к дому, перед которым зеленела лужайка с саженцами тюльпанного дерева. Перед крыльцом стоял «кадиллак» Клопа и пикап. Видимо, Юджина.
Джим Рейн спросил:
— И где теперь деньги?
Арлен,
— Это вопрос.
Уолтер Киркбрайд обычно приезжал на машине, одолженной у Арлена, чаще всего на «додже». Он сворачивал на боковую дорогу, ведущую на задний двор салуна «У Клопа», и притормаживал возле трейлера с надписью «Трейси», выполненной ярко-красной краской. Такая надпись могла быть на двери в спальню проститутки в борделе конца девятнадцатого века. На ум сразу приходил Новый Орлеан. Конечно, тогда там могло и не быть жриц любви по имени Трейси, и до появления первого трейлера оставалось семьдесят с чем-то лет, но это ничего не меняло. Киркбрайда вздрючивал аромат прошлого, который он ощущал, приезжая сюда. Надпись на двери трейлера и малышка Трейси внутри, в черных чулках, пристегнутых к поясу с резинками, и без трусиков. Претенциозно, конечно, но зато романтично: француженка-кокетка давно прошедших времен.
Трейси разглядывала пепельницу, которую он принес ей в подарок. Пусть малышка порадуется!
— Уолтер, какая прелесть!
— Она из Марокко.
— Ух ты!
— Из отеля «Мамуния» в Марракеше.
— Она лучше всех, что у меня есть.
— Придется сказать жене, что я ее разбил.
— Она тоже собирает пепельницы?
— Она заметит, что пепельница пропала.
— Уолтер, ты такой лапочка!
— Но ведь если бы я ее разбил, то в мусорном ведре были бы осколки…
— Малыш, посмотри-ка сюда.
Она раздвинула ноги. Он посмотрел, с трудом отвел взгляд, затем сказал:
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
— Я не стану тебя больше лупцевать, если ты об этом. У меня сил не хватает.
— Я хочу, чтобы ты приняла участие в военно-исторической реконструкции. Я захвачу для тебя палатку и полный холодильник кока-колы.
— С радостью, если меня отпустят.
— Я это улажу.
— А я надену юбку с кринолином и панталоны. Ну, как тогда носили.
— Только юбку. И чтобы под ней ничего не было.
Они зашли в «дом заводского производства» Клопа.
— Старик, мы только что о тебе говорили, — сказал Джим Рейн Юджину Дину, который вместе с Клопом смотрел телевизор.
Они сидели в разных концах дивана, покрытого зеленым клетчатым пледом. На журнальном столике перед диваном стояла дюжина пустых пивных банок, из пепельницы торчали окурки, пахло марихуаной.
Юджин откликнулся:
— Привет, Рыба. Как живешь?
— Пока живу, — сказал Джим Рейн.
Арлен выключил огромный телевизор и поправил свою конфедератскую шляпу — чтобы сидела как надо. Клоп встрепенулся:
— Эй, твою мать, включи, я смотрю передачу. Сейчас они начнут друг друга метелить.
— У них разборка по поводу флага Конфедерации, — сказал Юджин. Он был без рубашки — впалая грудь и торчащие ребра. — Белые уроды, типа скинхеды, говорят: «Это часть нашего наследия». А черные им отвечают: «Пускай. Но не нашего. И вообще каждый из вас — сучий потрох». Короче — мат-перемат! Хоть и глушат, но догадаться можно.
— Клоп, ты говорил кому-нибудь в салуне, что это мы убили Флойда? — спросил Арлен.