Случится же с человеком такое!… (сборник)
Шрифт:
И теперь он совершенно потерял душевное равновесие. В доме не с кем было поговорить, и этим привычная половина сознания как бы выключалась совсем. Оставалась та, которая медленно сжигала его мозг. Он твердо решил поговорить с этой женщиной и принес домой с работы материалы для полугодового отчета, чтобы выкинуть эту фантастическую мысль из головы.
Он мог просто и неназойливо заговорить с любой женщиной в автобусе, в магазине, на улице, мог взять женщину под руку, так что это совершенно не обижало ее, и проводить до ближайшего угла, а там сказать что-нибудь смешное,
Но с ней поступить так он не осмелился бы, потому что с губ могло сорваться: "Я люблю тебя!" Однажды в воскресенье в полдень он как угорелый выскочил на балкон, очень желая ее увидеть. И увидел. И тогда впервые в жизни Перекурин сочинил стихи. Стихи с профессиональной точки зрения были, конечно, неважные, прямо скажем, плохие, без рифм и размера. Это просто был какой-то сдавленный крик. Он не сделал никакого усилия, просто вдруг отчетливо и ясно представил себе, как он дотронулся до ее голого плеча, как она вздрогнула и ушла в квартиру, наивно полагая, что это нажгло ее солнцем. И никогда-никогда она не узнает, что это он, а не солнце, прикоснулся к ее телу.
Перекурину стало так тошно и тоскливо, что он бросил работу и пошел к своему лучшему другу Ивану Гордецову. У того сидел только что пришедший в гости Анатолий Степкин. Все трое работали в одном бюро, у всех троих жены уехали отдыхать. Такое совпадение удивило их лишь на миг, а через минуту они уже уверенно продвигались к магазину, беспокоясь только об одном, как бы его не закрыли на обед.
Они взяли по бутылке сухого вина и пошли в квартиру Перекурина. Закусок у него, естественно, было хоть шаром покати, стаканы же нашлись.
Разговаривая на производственные темы, покуривая сигареты, они не спеша потягивали кисловатый рислинг. А когда пустые бутылки были составлены в угол, все захотели вдруг есть и начали шарить по кухне. Им повезло. В ящике для овощей была найдена картошка. Сварили ее, не чистя, а Перекурина послали в магазин за хлебом и кабачковой икрой. Александр выполнил все поручения, а на обратном пути на автобусной остановке увидел рыжеволосую женщину с девочкой. Он прошел мимо с независимым видом, подкидывая в руке булку, и остановился. Подойти или не подойти? И он круто повернулся и подошел.
– Здравствуйте, - сказал Перекурин.
– Здравствуйте, - ответила женщина, улыбаясь.
А девочка уцепилась за мамину руку и начала скакать на одном месте, выражая свое явное нетерпение. А улыбка у этой женщины была такая ласковая и открытая, что Александр подумал; этой женщине никто никогда не осмеливался говорить пошлости.
Они стояли друг против друга и улыбались, а девочка все прыгала, дергая маму за руку. На улице было солнечно, но не жарко. Ветер гнал по небу легкие облачка, На остановке никого не было. Она молчала, потому что не знала, зачем подошел к ней этот чудаковатый жилец из соседнего подъезда. А у него язык не поворачивался от радости.
– Почему мама рыжая, а дочь черная?
– вдруг брякнул Перекурин, но женщина не обиделась, прижала к себе девочку и, слегка рассмеявшись, сказала:
– Это все чудеса химии.
– Меня
– А вас?
– А меня - Мира.
– Как - Мира?! Просто Мира?
– Мира.
– Мира - это значит весь мир! Ведь так?
Она засмеялась и пожала плечами.
– А ваша фамилия? Я здесь многих парней знаю. Может быть, и вашего мужа знаю.
– Серегина.
– Серегина? Так ведь это значит, ваш муж известный поэт? Я его знаю. Он бывал у нас в бюро.
– Бывал и потом здорово ругался.
– Интересно. Так это вам я однажды не уступил такси?
– Такси? Это четыре года назад?
– Да, да. Четыре года уже прошло.
– А я и не знала, что вы там были. Сергей рассказывал, что там был Гордецов. Он ваш друг?
– Да. Мы знакомы лет десять.
Она помолчала и, глядя в сторону, сказала:
– Так, значит, это были вы…
– Да. Я.
Женщина оглянулась. Подходил автобус.
– Извините, наш автобус, - сказала она.
– А куда вы едете?
– В лес…
– А где же ваш папа?
– Мы этого не знаем…
– Возьмите меня с собой!
– С булкой? Вас там друзья ждут. Идите.
– Откуда вы знаете?
– Это же видно.
Подошел автобус, и женщина с девочкой сели в него. Автобус покатил дальше. Перекурин постоял еще немного, глубоко вдыхая воздух, чтобы хоть немного успокоилось сердце.
В кухне на столе уже дымилась картошка. Перекурин молча открыл банку, нарезал хлеба. Анатолий Степкин пытался затянуть арию. У него была способность к пению, была и справка из БОТа, удостоверяющая это. Вот только еще бы стаканчик вина, чтобы талант раскрылся полностью. Иван Гордецов, прирожденный остряк, начал подшучивать над Перекуриным по поводу его молчания.
– Что случилось, Саша?
– спросил он.
– А я знаю что случилось. Саша встретил на улице женщину и никак не может опомниться от ее красоты.
– Откуда тебе это знать?
– буркнул Перекурин, а в душе испугался: вдруг Гордецов догадается. Ведь шутками изведет, растрезвонит на весь город, потому что не поверит, что все это серьезно.
– Тут и знать нечего. Что тебя еще может выбить из колеи?
Он сказал это просто так, чтобы подразнить Перекурина, и поэтому Александр ничего не ответил. Степкин вдруг засобирался в театр слушать оперу. В Усть-Манске в это время действительно гастролировали артисты из Бурятии. Перекурин отказался идти в оперу. Гордецов пошел домой. И Александр не стал их задерживать, потому что хотел остаться один.
Он еще с полчаса посидел на кухне, потом вышел из квартиры и направился к троллейбусной остановке. Он должен был сегодня увидеть Миру еще раз.
Перекурин вымеривал квартал шагами часа четыре, выкуривая одну сигарету за другой.
Они приехали уже под вечер, и Перекурин чуть было не просмотрел их, потому что в это время стоял на углу улицы, далеко от остановки. Он догнал их и сказал:
– Я ждал вас тысячу лет, а автобус все не привозил вас. Тысячу лет, ведь это страшно долго.
– В лесу так хорошо. Если бы не вечер, мы бы еще остались там.