Слуга тигра
Шрифт:
Дети, евнухи… Какие же они все надоедливые и громкие, сколько же людей в этом дворце?
– Сяо Хуа…
Он обернулся и сперва даже не узнал тетушку: никогда прежде не видел ее с распущенными волосами и без косметики.
– Сяо Хуа… Что же ты делаешь?! Зачем?! Прошу тебя, мой милый…
– Тетушка, я и не знал, что вы во дворце.
О чем она его просит? Разве он что-то сделал не так… Ах да, мужчинам ведь нельзя заходить на женскую половину, тем более в гарем. Но сейчас это не важно, потому что учитель велел. Как ей это объяснить?
Но
– Сяо… Хуа…
– Тетушка?
Но как же это?
Он хотел пережать рану, позвать на помощь – и не смог, ноги сами несли дальше.
Гвардейцы, грохоча доспехами, бежали ему навстречу, но он был быстрее.
– Пожалуйста! – он ударил ближайшего гвардейца об стену так, что хрустнули кости. – Пожалуйста! Помогите мне!
Но они все были слишком слабы, чтобы помочь. Они позволили ему дойти до покоев матушки.
Он приник к двери, бессильно царапая позолоченное дерево. Мгновение передышки…
– Сяо Хуа… Мне велели запереться и не выходить. – Матушкин голос был спокойным и ясным. – С тобой что-то случилось? Кто-то обидел тебя?
Он всхлипнул от отчаяния, потому что знал, какая эта дверь ненадежная, на тренировках он разбивал деревяшки и потолще…
– Матушка… Помогите мне… Я не могу…
Он ударил ногой с разворота, и дерево затрещало, посыпалась с косяков штукатурка.
– Я не могу остановиться. Я боюсь сделать вам больно! Пожалуйста…
Еще удар. Вылетели, погнувшись, петли. И в полной тишине он услышал, как, звякнув, падает на пол склянка, как бусинки пилюль скачут по доскам.
– Матушка!
Она улыбнулась ему и осела в кресло.
– Я не могу остановить тебя… Не могу… Но этот грех ты не совершишь. Сяо Хуа, ты не убьешь свою мать… Все хорошо.
Все хорошо…
Меч выпал из его руки, и наступила тьма, гудящая, давящая тьма отчаяния…
– Нет! – вскрикнул Сун Цзиюй и проснулся, вскочил с постели, не понимая, где он, где одежда и меч. Сердце бешено колотилось, воздуха не хватало. Что-то шевелилось перед ним во тьме, нависло угрожающей тенью… Но, приглядевшись, он понял, что это дверца шкафа качается на сквозняке. Странно, он ведь закрывал…
Сун Цзиюй дрожащими пальцами зажег свечу, схватился за кувшин на столе. Кувшин был пуст.
– Проклятье… Жу Юй…
Но сердиться на слугу не получалось – непривычная боль в груди и слабость в коленях мешали.
Он прихватил кувшин и вышел во двор. Луна заливала все бледным, мертвенным светом, лишь за круглой аркой играл какой-то теплый отсвет, словно там светился фонарь. Белый рукав колыхнулся в полутьме, послышался тихий смешок.
Сун Цзиюй в три шага добежал до арки, ожидая увидеть убийцу, призрака… Но успел заметить лишь, как исчезает за поворотом какой-то стражник в шлеме.
Фонарь, впрочем, принадлежал не ему.
Юноша в небрежно накинутом черном халате
– Магистрат Сун.
Сун Цзиюй сообразил вдруг, что и сам едва одет. Холодный ветер обдал его ледяным дыханием.
– Помощник лекаря. Хэ… Лань?
– Вы запомнили меня. Недостойный слуга польщен.
– Что ты здесь делаешь?
Хэ Лань вдел руки в рукава халата, собрал волосы, закрутив их в жгут и заколов простой деревянной шпилькой. Почему он вообще их распустил…
Мысли метались, будто потревоженные птицы.
– Я пошел отдать караульному ужин… А потом мы услышали какой-то крик и поспешили сюда.
«Врет», – подумал Сун Цзиюй.
Если бы караульный прибежал по тревоге, стал бы так поспешно смываться, даже не поздоровавшись с начальством? Впрочем… Крик они и правда могли слышать. Тот кошмар…
– Я ничего не слышал. Набери мне воды.
Хэ Лань поднял фонарь повыше, пристально вглядываясь в его лицо. В темноте большие карие глаза казались черными, бездонными.
– Вам нужна не вода. Пойдемте.
При свете дня Сун Цзиюй отчитал бы его за наглость. Но сейчас ему не хотелось оставаться одному.
В лекарской уютно светились лампы, придавая медовый блеск старому дереву бесконечных ящичков с травами, отражаясь в склянках лекарств. Хэ Лань убрал со столика тяжелый на вид чехол, звякнувший металлом – видно, с инструментами хирурга, – и принялся колдовать над закопченной чугунной жаровней, скалящейся львиными мордами. Забулькала, кипя, вода…
Сун Цзиюй взял с полки какую-то книгу, сел в кресло, поерзав на продавленной под чужой зад подушке.
– Мне не нужно снотворное.
Хэ Лань улыбнулся, бросив на него быстрый взгляд.
– Это и не снотворное.
– Вот как?
Сун Цзиюй скользнул взглядом по иероглифам в книге, но не уловил ни капли смысла. Что за дикий сон. Не могли ему подмешать что-то в ужин? Да нет, Жу Юй лично сходил за едой в ближайший трактир… Может быть, с пилюлями от бессонницы что-то не так?
– Это для успокоения и ясности ума. Для свободного течения ци. – Повеяло ромашкой. От одного запаха стало чуть легче: он напоминал о солнце, о жизни. – Здесь, в Чжунчэне… поначалу трудно. Это недоброе место.
– Что значит недоброе? – самообладание понемногу возвращалось, и Сун Цзиюй окинул Хэ Ланя внимательным взглядом. Что все-таки они там делали во дворе?
– Все эти болота и заброшенные гробницы… Здесь призраков видят. Сто лет назад наследный принц Чжунхуа устроил резню во дворце, убил императора Чжун-ди, а потом утопился в болоте. Никого из правящего клана не осталось. И началась ужасная смута… Ну вы ученый человек, вы знаете, почему столицу перенесли, – Хэ Лань попробовал маленькой ложечкой свое варево и досыпал какой-то резко пахнущей травы. – Столицу перенесли, а грехи и страдания остались. Сперва у меня тоже были кошмары.