Слуги света, воины тьмы
Шрифт:
Фиона пошла первой, растянув нитку между рук. Она замечала светящиеся глаза, отражавшие вспышки красных лампочек. Глаза злобно смотрели на нее из тумана.
«Только троньте меня. Только попробуйте», — думала она.
Откуда у нее взялась такая мысль? Меньше всего ей хотелось с кем-нибудь сражаться. Она ведь мечтала только об одном: чтобы ее не трогали.
Или какая-то ее часть опять хотела что-нибудь разрезать?
Они шли и шли, поворачивая то направо, то налево. Наконец один из коридоров вывел их в подземную часть здания. Они миновали несколько стальных дверей. На некоторых висели таблички с номерами, другие были снабжены устройствами,
Элиот остановился перед небольшой овальной дверью. Рядом с ней находился оптический сканер и инструкция по идентификации сетчатки глаз.
— Это здесь, — сказал Элиот, прищурившись и читая инструкцию.
Может быть, ему пора носить очки?
Фиона тоже начала было читать инструкцию, но передумала. Это было ни к чему. Сегодня ее не могли остановить никакие замки и сканеры.
Она отмотала нитку на длину руки до локтя, сосредоточилась и просунула ее в микроскопически тонкую щелочку между дверью и бетонной стеной. Сталь, титан, высокоуглеродистые сплавы — все это могло оказать Фионе лишь самое слабое сопротивление.
Она провела ниткой по щели вниз и вверх, и они вместе с Элиотом толкнули двери.
За ней находилось помещение размером с зал пиццерии, в которой они работали. Здесь стояли ряды стеллажей, возвышавшихся до самого потолка. На полках громоздились ящики, закрытые металлические коробки, а также стальные цилиндрические контейнеры, каждый из которых был Снабжен штрих-кодом и серийным номером. На большинстве ящиков виднелись наклейки, предупреждавшие о биологической угрозе, о радиации или о том и другом одновременно.
Элиот без раздумий подошел к круглому контейнеру, стоявшему на нижней полке.
— Здесь, — коротко сообщил он.
Фиона выглянула в коридор. Ни чудища, обитавшие в тумане, ни военные за ними не гнались. Это было хорошо.
А может быть, плохо, в зависимости от того, почему никто не реагировал на то, что в здании сработала сигнализация.
Возможно, на базе все погибли.
Что они наделали? Во время первого испытания Фиона чуть не погибла сама, боясь поранить Соухка. А потом убила Перри Миллхауса. А теперь? Сотворенный Элиотом туман был способен убивать людей. И Фионе больше всего хотелось, чтобы убийства прекратились.
Силы покидали Фиону. Она схватилась за края дверного проема. Время ее жизни истекало.
Девочка, пошатываясь, добрела до контейнера и быстро срезала крышку.
Внутри, обложенное шариками пеностирола, лежало большое металлическое яйцо. Фиона и Элиот поставили контейнер на пол, чтобы лучше рассмотреть яйцеобразный предмет.
Яйцо было тускло-серебристое, его покрывал толстый слой лака. Приглядевшись повнимательнее, Фиона увидела выгравированные на металле тонкие линии. Они струились по всей поверхности яйца, словно паутина. Кое-где эти линии формировали рисунок вроде сплетающихся между собой лиан, покрытых бутонами орхидей. В других местах орнамент напоминал микросхемы или повторяющиеся изображения кристаллических структур. Затем эти структуры плавно переходили в подобие делящихся клеток, хромосомы внутри которых напоминали скрещенные пальцы рук.
Это было так красиво, что у Фионы захватило дух.
— Чего ты ждешь? — спросил Элиот. — Открывай.
— Так жаль его портить.
Фиона вздохнула и обхватила ниткой верхушку яйца. Может быть, ей удастся срезать совсем немного, чтобы чудесное яйцо осталось почти нетронутым. [92]
Фиона
Нитка немного углубилась в металл… и застряла.
Странно. Ведь она смогла разрезать сталь, которая устояла бы перед взрывом бомбы, но этот металл был еще прочнее. И сопротивлялся ей, словно живой.
92
Русский ювелир Петр Карл Фаберже создал легендарные пасхальные яйца. За свою жизнь он изготовил пятьдесят семь миниатюрных произведений искусства. Одно из них, называемое «Гипногогия», не было завершено. Судя по запискам Фаберже, он отправил экспедицию в район реки Подкаменная Тунгуска, к месту падения Тунгусского метеорита. Из металлических фрагментов, найденных в донных осадках, Фаберже изготовил «Гипногогию» и записал в дневнике: «Она кажется отчасти металлической, отчасти живой, а отчасти она — свет». Фаберже покинул Россию во время Октябрьской революции, и все его дальнейшие записи, рисунки и незавершенное яйцо «Гипногогия» исчезли. (Боги первого и двадцать первого века. Том 6. Современные мифы. Изд. 8: Zypheron Press Ltd.)
Но Фиона понимала, что речь идет о ее жизни. Она должна вскрыть яйцо.
Девочка так туго натянула нитку, что побелели костяшки пальцев. Потом начала водить ниткой взад-вперед, как пилой. Сосредоточившись, она не чувствовала, что на лбу проступил пот и начал заливать ей глаза.
Выгравированные на поверхности яйца линии разъединились. Нитка рассекла металл.
Воздух с шипением устремился внутрь герметически запаянного яйца.
Лианы и цветы, нарисованные на яйце, задымились, словно горящая бумага, и растаяли. Металл побелел. Похоже, он быстро окислялся.
Элиот присел на корточки рядом с сестрой, и они вместе заглянули внутрь яйца.
На черном бархате лежало одно-единственное желтое яблоко. Небольшое, размером с дикое, с тонким стебельком и одним листочком. В некоторых местах яблоко было немного надкусано, но его мякоть не потемнела.
— И все? — немного разочарованно проговорил Элиот.
— А ты чего ждал? Сказали же: будет яблоко. И надо же — действительно яблоко.
Но когда Фиона вытащила яблоко, оказалось, что его кожица украшена золотыми и серебряными полосками, а также ярко-алыми и изумрудно-зелеными пятнышками. Оно больше напоминало произведение ювелира, чем плод, выросший на ветке дерева. Яблоко было тяжелым и холодным. Оно пахло медом и цитрусом.
У Фионы побежали слюнки. Впервые за несколько дней ей захотелось съесть что-то кроме шоколадных конфет.
— В чем дело? — поторопил ее Элиот. — Давай, ешь скорее.
— Я хочу его съесть, но понимаешь, в этом-то все и дело. Ведь мне так хотелось есть те конфеты, больше всего на свете. И посмотри, что получилось. А когда я что-то от себя отсекла, я больше всего на свете хотела освободиться от конфет. Выходит, стоит мне чего-то захотеть больше всего на свете, это заканчивается плохо.
Элиот озадаченно посмотрел на сестру.
— Мной как будто управляют, — сказала Фиона. — Словно силой превращают во что-то такое, чем я быть не хочу.
— Но это же лучше, чем умереть? — возразил Элиот.
Фиона сдвинула брови. Вопрос был риторический.
— Даже не знаю… — прошептала она. — Речь ведь не только о жизни и смерти. Речь о том, чтобы жить так, как я хочу, чтобы не стать еще одной Лючией, или Генри, или Аароном.
— Или бабушкой, — добавил Элиот, понимающе кивнув.