Слуги зла
Шрифт:
Дэни улыбнулся. Он смотрел на орков, как в первый раз, совершенно трезвым и ясным взглядом, и поражался изменившейся общей картине. Почему, собственно, эти живописные хищники казались ему такой уж неописуемой мерзостью? Дэни оценил каменные бугры мускулов под лоснящейся зеленоватой кожей и звериное обаяние подвижных морд с цепкими, насмешливо-разумными взглядами; он рассмотрел рысьи кисточки жесткой шерсти на ушах и собачьи носы, безусловно, предназначенные для такой же тонкой, как и у ищеек, работы, отметил тяжеловатую, будто у медведей или волкодавов, опасную грацию движений.
«Но ведь волки, пумы, яки тоже изрядно отличаются. И их никто как будто не называет монстрами, уродами и порождением Зла. Хищники? Опасны? Так опасны не только волки и пумы, но даже одичавшие псы и необъезженные кони. И что вообще не опасно в нашем несовершенном мире?
А если, к примеру, волк не добил меня, когда я был ранен? Или конь вынес с поля боя? Положим, медведь лизнул, когда я валялся в беспамятстве, и привел в чувство. Ведь я был бы благодарен зверю, честное слово. Я решил бы, что эта бессловесная тварь не лишена какого-то своеобразного понимания доброты и дикого, но благородства. Только орк не может рассчитывать на мою признательность. Я не припишу ему ни благородства, ни доброты, ни разума. Он в любом случае — гнусная дрянь, преследующая отвратительные цели.
Ну и кто же я? Эльфийская спесь! Эльфийская мразь…»
Паук ткнулся носом Дэни в ухо и втянул воздух, заставив человека отдернуться в сторону.
— Ничего, — произнес орк удовлетворенно. — Уже не пахнешь, как полудохлый. Что хотел?
— Сказать спасибо, — вырвалось у Дэни почти бессознательно.
Паук ухмыльнулся, и за его плечом хихикнула Шпилька.
— Не стоит, — сказал орк. — У меня свой интерес.
— Какой? — тут же спросил Дэни. — Вот что я хотел спросить. Ты ведь знал заранее, ты убедил меня вспомнить — так из чего ты хлопочешь? Какая тебе нужда?
Шпилька устроилась на краешке тюфяка, а Паук присел на корточки, сматывая с запястья изрядно засаленную плетеную веревочку.
— Люди говорят, — начал он, глядя не на Дэни, а на собственные пальцы с веревкой, натянутой руной «дорога», — что всякие вернувшиеся долго не живут.
— Какие это «вернувшиеся»? — пораженно спросил Дэни. — В смысле — вернувшиеся из Пущи? Это же невозможно!
— Почему? — возразил Паук, нацепляя петлю на указательный палец. — Люди рассказывали, что очень возможно. Что кое-кто возвращался.
— Это какие люди? — спросил Дэни. — Холуи Карадраса?
— У меня там не было приятелей среди людей, — сказал Паук. — Они у Карадраса все-таки здорово накрученные были, боялись аршей. А вот в армии Фирна у меня был настоящий товарищ. Его убили в том бою… ну, помнишь, я рассказывал?
Дэни кивнул:
— Да, когда ты… якобы видел Государыню.
— Угу, — сказал Паук. — Тогда. Этого парня по-человечески звали Шек, а по-нашему — Громила. Он красивый был человек, не то что ты. Высоченный такой и почти квадратный. С нормальными мускулами. Першерона из обоза мог поднять, как овцу. Из людей бывают очень стоящие…
— Паук, — перебил Дэни с досадой, — давай без лирики, а? Ты начал о том, что он рассказывал…
— Ну
Дэни хмыкнул:
— Ну, имею представление.
— Этот друг был, как Громила говорил, вроде тебя. То есть, как любят эльфы, такой весь… игрушечный. И молодой. И не дотрагивался до своей подруги по-настоящему. И все хотел чего-то такого… как Громила говорил, высокого. Отличиться. И один раз ушел в лес, а в лесу пропал.
— Он ушел к Государыне, — пробормотал Дэни. — Как я. Ты что же, хочешь сказать, что многие эльфы — не эльфы, а просто люди? Люди, как я? Которые просто ушли в Пущу, а Государыня их приняла? Такое может быть?
— Наверное, может, — сказал Паук. — Я ведь уже сказал, друг этой Эльзы ушел в лес и пропал там с концами. А какие-то пастухи потом говорили, что видали лешачку верхом на твари. И Эльза очень горевала. Может, думала, что этот парень в беду попал, а может, жалела, что у нее детей от него теперь не будет — она с самого начала хотела, чтобы были дети. Сначала она все плакала, а потом начала его искать в лесу.
— Совершенно бесполезно, — сказал Дэни. — Кто угодно в Пущу попасть не может. Это — Закрытый Путь, через кровавый ручей. Или ты этот ручей перешел и теперь видишь дорогу, или нет, тогда ты можешь тысячу лет блуждать…
Паук согласно покивал:
— Вот-вот. Она и не могла его найти. Ходила-ходила… Громила говорил, что эта Эльза была красивая по человеческим меркам и хорошо пахла, так что ее многие хотели, но она никого к себе не подпускала, а все искала того…
Дэни вспомнил про Кэтрин и содрогнулся.
— И что? — спросил он шепотом.
— Ну что… Прошло много лет. Эльза стала старая, человеческие мужчины больше к ней не принюхивались, и о ней заговорили, что она с ума сошла. Вроде как ищет парня, который уже давным-давно умер. Но однажды эта Эльза вернулась домой вместе с ним. С живым.
— Да?! — закричал Дэни, так что Шпилька шарахнулась и фыркнула:
— Не вопи в ухо!
— Вот именно, — подтвердил Паук. — Только Эльза была уже старая, с морщинами, седая, а этот парень совершенно не изменился, будто вчера ушел. Он Эльзу обнимал, и было похоже, что она ему бабушка, а не подруга.
— Кошмар какой! — вздохнула Шпилька.
— И что дальше? — спросил Дэни, которому вдруг стало очень холодно. Он натянул одеяло, но все равно не мог согреться. — Что с ними сталось?
— Они поженились, — сказал Паук. — Их все расспрашивали, как так вышло, что они опять встретились, но Эльза почти ничего не помнила, только плакала, а этот парень отмалчивался. Он по деревне все ходил, ходил… все трогал, рассматривал, как разбуженный… и у него было такое лицо, будто он хочет вспомнить сон, но не удается. В общем, сначала он с Эльзой был ласковый, но все остальное его бесило, а потом и Эльза начала бесить. И он стал пить с людьми эту дрянь, от которой дуреют.