Слуги зла
Шрифт:
Рассовали оставшуюся еду по торбам. На всякий случай наполнили фляги водой, хотя воды вокруг хватало, тяжелый холодный дождь так и лил, не унимаясь. Проверили напоследок оружие, все затянули, попрыгали — вышли в дождь и день, уже сереющий ранними сумерками.
В первые же десять минут шаг превратился в размеренный бег обыкновенного марша. Ровный шум дождя сглаживал все звуки, его сырой запах царил над горами, уложив все прочие запахи, но арши все равно принюхивались и прислушивались, легко отодвигая ветки с листьями, уже подернутыми ранней ржавчиной осени.
Они сразу вымокли и перестали об этом думать.
Как всегда на марше, их мысли вошли в определенную и привычную колею. Никто не думал о том, что ждет отряд по прибытии на место. Все глаза читали мокрые заросли, каменные насыпи, уступы скал и жидкую грязь под ногами, как развернутый манускрипт, выискивая в неразборчивых, полусмытых дождем строчках опасные намеки; все уши нацеливались на малейший звук, несущий опасность и смерть, — скрип тетивы, стук копыт, покатившийся камень, лязг металла, дыхание, голос; дождь, как серый фон, оттенял и скрадывал собой все.
Тропинки в густых зарослях на склоне отыскивались с трудом, и размытая глина скользила под башмаками — на сложных местах арши хватались за ветки и каменные выступы, чтобы не скатиться вниз, а кое-где приходилось карабкаться едва ли не на четвереньках, но все вокруг было спокойно. Враги не рвались в эти горы, труднодоступные и, несмотря ни на что, больше принадлежащие побежденным, чем победителям, — пока было светло, бойцы видели внизу за пеленой дождя пестрые лоскутья возделанных полей, которые уже начали убирать, и далекие населенные пункты, но никто, кроме жаб, мокрых взъерошенных птиц и дождевых червей, не встретился им в пути.
Темнота опустилась рано. Ночь пришла такая темная, что узкие щели орочьих зрачков расширились во весь глаз, но все равно с трудом ловили жалкие капли света. Едва различая дорогу глазами, бойцы положились на чутье и слух, выбирая направление по внутреннему, никогда и нигде не подводившему аршей, странному чувству, похожему на компас, встроенный в душу. Этот компас помогал существам их расы ориентироваться в кромешной тьме и лабиринтах любых пещер, безошибочно находя дорогу там, где человек или эльф безнадежно заблудились бы в течение пяти минут; вот и сейчас, в дождливом мраке, бойцы точно знали, куда следует бежать, чтобы на рассвете выйти точно к цели.
Дорога, показавшаяся бы страшным кошмаром любому другому двуногому обитателю мира, встряхнула аршей, заставила их собраться и сосредоточиться, заострила чувство партнерства, как всегда происходит в стае хищников, готовящихся напасть, но почти не утомила и уж точно не напугала. Звуки окружающей темноты не несли никакой угрозы; от обрывов веяло особым странным сквозняком, а неустойчивый камень под ногой компенсировался протянутой рукой товарища. Арши молчали, погруженные в наблюдение за всем окружающим, но это не мешало им моментально реагировать на звук изменившегося дыхания или сбившихся шагов бегущего рядом — как всегда в подобных случаях, отряд становился перед боем неким сплоченным целым.
Они бежали всю ночь; на рассвете под ногами появилась каменистая, но довольно ровная дорога, идущая вверх, — отряд вышел к перевалу. Светало. Дождь поредел и теперь еле моросил. Время от времени кто-нибудь из бойцов
Когда белесый рассвет уже пробивался сквозь каменную стену облачности, дорога вильнула, и запах, который больше не отгораживала скальная гряда, обрушился на ноздри всех вместе со встречным ветром. Клык остановился, а за ним и остальные.
Запах не оставлял ни сомнений, ни надежд.
— Ну вот… пришли, — пробормотал Паук.
— Подойдем поближе, — сказал Клык, нагнулся и принялся рассматривать на мокрой дороге глубоко врезавшиеся в мелкий щебень следы подков. — Вот, видели это?
Арши занялись изучением следов. Шпилька и Мелкий нагнулись, чтобы их понюхать; дождь почти смыл запах, но чутким носам хватило его еле заметного остатка. Шпилька сморщилась и чихнула. Мелкий сплюнул сквозь зубы:
— Я думал — просто люди…
— Вот интересно, — протянул Красавчик, — этим-то что в горах надо?
— Этим везде надо, — сказал Клык. — Они расширяют владения. Думаете, они не интересуются пещерами, где есть рудники, лаборатории и все такое? Зря так думаете. Вспомните Черные Провалы.
— Оттуда… — задумчиво произнесла Крыса, присев на корточки и трогая следы пальцем. — Из леса. Лошадь тяжелая… Под кем-то лошадь убили… или труп везли… или…
— По-моему, просто люди с ними тоже были, — сказал Паук. — Великоват отряд… Хотя… кто знает, сколько их теперь!
— Пойдемте вперед, — сказал Клык. — Мне надо кое-что проверить.
Команда побежала дальше, в направлении, противоположном тому, куда вчера вечером умчались всадники на подкованных лошадях — к месту вчерашнего боя.
Когда-то вход в подземелье аршей был тщательно замаскирован, как всегда делали во избежание лишних неприятностей инженеры их расы. Сейчас любой догадался бы, где находился спуск в пещеры — прежде, до битвы.
Только теперь спуска не было.
Громадная насыпь щебня, в который рассыпались падавшие глыбы, обломков камня, искореженных кусков металла, из которого в свое время состояли ворота, выдранных с корнем и перемолотых взрывом деревьев, росших когда-то на горном склоне выше входа — все это вырастало из тела горы, как могильный холм. В ответ на сотрясение сверху сошла лавина; она содрала склон камнепадом, дорогу на перевале засыпало вывернутыми с привычных мест валунами. Пыль прибил дождь, свежие изломы камня влажно поблескивали вкусным красно-коричневым цветом…
Запах гари, гремучего студня и детонаторов почти совсем смыло дождем, остались лишь еле уловимые струйки, вытекающие из-под обломков и чуть заметно щекочущие ноздри. Зато запах крови и недавней смерти висел над уничтоженной дорогой, как туман, заставляя аршей оскаливаться и пригибаться к земле. На обочине дороги лежала убитая камнями лошадь; ее развороченный бок, вымытый ночным ливнем, выглядел куском свежей дичи, приготовленной к обеду. Между камнями торчал клок мокрой зеленой тряпки — то ли плащ, то ли часть попоны. У самой пещеры дождь моросил в сплошную кровь, маслянисто-красную, слишком алую для арша, перемешанную с лохмотьями внутренностей, источающую резкий запах чужой плоти. Рядом с кровавой лужей валялся сапог из тонкой кожи цвета топленых сливок, сшитый тщательно и вычурно, но тела нигде не было видно.