Слушай, флейтист!
Шрифт:
– Вымерли у вас все, что ли? – вполголоса осведомился Кен.
– Люди заняты, – так же негромко ответила Джой. – Еще насмотришься.
Стэн выпростал из-под рубахи свистульку на шнуре и так оглушительно ею воспользовался, что Кен тряхнул головой, а лошадь Джой присела на задние ноги.
– Встречайте! – дурачась, заорал Стэн. – Вот и мы.
В ответ на свист и вопли из домика напротив показалась дородная женщина лет пятидесяти с лишним. Все, чего ей недоставало по части плеч и груди – хотя вот она, грудь, мирно покоится на животе, – все недостающее с лихвой возмещало удивительное изобилие от пояса и ниже. «Ну и груша!» –
– Устал, сынок? – заботливо осведомилась женщина. – С них ведь станется загонять человека до полусмерти.
Кен не опешил, нет, он просто обалдел. Напрочь. Он привык, что к нему относятся с уважительным отвращением, наиболее дерзкие – презрительно-вежливо с ужасом пополам (на манер кукиша в кармане). Ниндзя есть ниндзя. Но чтобы его, мастера ниндзя, флейтиста, спрашивали: «Устал, сынок?» И кто – груша старая? С Джой и Стэном он уже свыкся, но… Боже всемогущий, да что же это за клан такой? Куда я попал?
– Да нет, – еле выдавил Кен. – Они вот больше устали.
– Господин Стэн и госпожа Джой сами о себе позаботятся, – отрезала женщина, – не маленькие.
Так, безнадежно подумал Кен. И сколько лет этим не маленьким?
– Слезай, малыш. – Женщина протянула Кену сильную загорелую руку.
Кен был до того потрясен, что даже оперся на эту руку, слезая с коня.
Стэн и Джой соскочили наземь рядом с ним.
– Что ты им тут наплела? – яростно прошипел «малыш» Кен на ухо Джой. – Кого привезти сулилась?
– Человека, который может нам помочь, – шепотом ответила Джой. – Делай умный вид, на нас смотрят.
Умный вид? Выражение лица у Кена было как у обиженного кретина.
– Они хоть знают, кто я и откуда?
– Конечно, – шепнула Джой. – Ступай в дом и отдохни. Потом наговоришься. И улыбнись хозяйке хотя бы. Она ведь от всей души…
Кен перекошенно оскалился, нагнул голову, чтоб не стукнуться о притолоку, и шагнул в узкую низенькую дверь.
Отдыхать Кену не хотелось, ему хотелось есть. Грушевидная хозяйка, едва взглянув на него, засуетилась и мигом выставила перед ним на стол отборную снедь. Кен с удовольствием вгрызся в персик, взглянул на хозяйку, да так и застыл с персиком в зубах. Сладкий сок тек по его челюстям.
Хозяйка, Стэн и Джой тоже сели за стол. Но перед ними стояли крохотные плошки с непристойно противным хлебовом. Кен отложил персик.
– Как это понять? – чужим голосом осведомился он.
– Мы думали, если тебя заставить есть одного, ты оскорбишься, – ответил Стэн, с аппетитом уплетая гнусное варево. – Но если тебе наше общество не подходит…
– Подходит! – рявкнул Кен. – Я вот об этом! – Движением вздернутого подбородка он указал на скудную пищу сотрапезников.
– Видишь ли, – Джой подняла серьезный взгляд на Кена, – договор наш в силе. Мы обещали тебе все и свое слово держим. Но самим так питаться… Мы даже детей не в состоянии кормить так.
– Не держите вы слово, – печально-ласково ответил Кен. – Мне ведь обещали все то, что я попрошу.
– И чего ты просишь? – улыбнулась Джой.
– Вот этого. – Подбородок Кена выпятился в сторону ее плошки.
– В другой раз, если тебе так охота. А сейчас съешь что
Кен со злостью взглянул на Стэна, Джой и хозяйку. Они ели аккуратно, изящно, ни единой дрожью мускула не выдавая, какое впечатление на них производит изысканное разнообразие еды перед ним. Он подобрал упавший персик, отряхнул его и мрачно откусил. Кусок не лез ему в горло. Но он упрямо жевал, ибо в ушах еще звучал спокойный голос Джой: «совестно… выбрасывать еду…»
Кен отставил плошку, с трудом подавив желание вылизать ее, а то и откусить краешек. Рими, добрая душа, украдкой накладывала ему добавку, он видел это, стыдился, клялся, что в последний раз, и съедал все дочиста. Несмотря на двойную, а иногда и тройную порцию, он оставался голодным даже после еды. Ко времени следующей трапезы он представлял собой один сплошной желудок, самозабвенно вопящий: «Дай!»
Шутки шутками, но так впору и ноги протянуть. Сначала Кен думал, что Стэн и Джой его разыгрывают, но, едва завидев ввечеру жителей поселения, понял – нет. Пооглядевшись, он представил, во что превратится мускулистая худоба Стэна лет через двадцать. А красота Джой утечет, как вода в песок, намного раньше. Клан переживал неслыханный голод, и, судя по виду встречных, застарелый, давний.
Да разве только голод? Вокруг царила ужасающая бедность. Только в отличие от голода, она не бросалась в глаза. Кен привык к заплеванным площадям и роскошным, но немытым занавескам. На здешней площади можно было есть, а стены были чище, чем лица женщин из лучшей семьи в другом клане. Здесь все прямо-таки помешались на чистоте: вечером люди возвращаются с тяжелой работы, но раньше дают изрядный крюк, чтобы искупаться в ручье.
Странная смесь голода, нужды, ослепительной чистоты и ослепительных улыбок. За первую неделю блужданий Кена по поселению его восемь раз называли «сынок», шесть раз – «малыш», и дважды – «красавчик». Одиннадцать раз его попросили помочь, раз пять – «подержать вот эту штуку», четырежды – «заточить вот это ржавое безобразие» и только один раз – не путаться под ногами, причем попросили доброжелательно. Ни в лицах, ни в голосе Кен не уловил и намека на фальшь – такие люди просто не умеют играть, а если берутся, то чудовищно переигрывают. Так с ним не обращались никогда и нигде. А ведь его принадлежность к париям, ниндзя, не вызывала сомнений. Да что они тут все – с ума посходили? Но ведь не скопом же?
Занятый своими мыслями, Кен не заметил, как его занесло на площадь. Только пронзительный вопль заставил его очнуться.
Вопил парнишка лет пятнадцати. Его держали за руки. Перед ним стояли восемь человек. Весь совет клана в полном составе.
Парнишка, едва завидев Кена, попытался рухнуть на колени.
– Не надо, пожалуйста, – он то истошно орал, то неразборчиво булькал, – не буду больше, никогда… помилуйте…
Так. Щенок в чем-то провинился, и сейчас его должны надраить с песочком, чтобы впредь неповадно было. Понятно, отчего он так перепугался, увидев Кена. Ни один клановый не унизится до физической расправы. Для этого нанимают профессионала. Такого, как Кен. Судя по масштабам ужаса, проступок был серьезным и порка неминуема.