Слушайте звезды! (сборник)
Шрифт:
Скрибнер не понял, в чем причина спешки, но, недолго думая, бросил островитянину канат. Через десять минут, легко проскочив рифы, они причалили к песчаному пляжу Ла-Тис. Молодой рыбак поблагодарил Скрибнера и посоветовал:
— Не ходи сейчас с острова. Пропадешь.
— А в чем дело? — спросил Адриан Антонович. Островитянин помялся, затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, придвинулся к Скрибнеру и сказал тихо:
— Колдун велел молчать, но ты меня выручил, я скажу… пусть мне потом будет хуже. Не ходи в океан, останься на острове, пока не пройдет прошлое…
— А у тебя есть? — поинтересовался Скрибнер.
— Конечно, есть, — сказал островитянин. — Кто же без тахи в море пойдет? — и он показал на свою лодку.
На корме стояла большая клетка, закутанная циновкой из пальмовых листьев. Кто сидел в этой клетке, Скрибнер не мог видеть. Но рыбак утверждал — что это — тахи…
— Хорошо, — сказал Адриан Антонович, — спасибо, что предупредил. А долго будет длиться прошлое?
Рыбак пожал плечами.
— Кто знает? Может, день, а может, и шесть. Если бы я знал, зачем бы к жене спешил?
«Логично, — подумал Скрибнер, — если это самое прошлое может продлиться шесть дней — лучше, конечно, молодую жену не оставлять в одиночестве…» И спросил:
— А ты не знаешь, почему колдун запретил нам рассказывать про тахи?
Островитянин испуганно прижал палец к губам.
— Тс-с… про колдуна не говори громко. Карпацикотин очень сильный колдун, может услышать вдруг… — Юноша подумал немного и добавил: — Я тебе скажу, пожалуй, только не сейчас. Когда прошлое придет — скажу. Тогда можно.
— Хорошо, — согласился Скрибнер, — но где я тебя найду?
— А вон там, — рыбак махнул рукой в сторону селения. — Тот дом, с краю, там живут родные жены, и я туда иду. И ты приходи.
И островитянин ушел.
Скрибнер вытащил на берег свою шлюпку и взялся за лодку рыбака, чтобы и ее вытянуть на песок. В клетке что-то заскреблось, и Адриан Антонович, одним махом выдернув из воды легкое суденышко, подошел к корме и приподнял укрывавшую клетку циновку.
В клетке был арбуз.
Скрибнер присел на борт лодки и в раздумье почесал затылок. Арбуз, натуральный арбуз — круглый, полосатый, желто-коричневый, на четырех тонких угловатых ножках. Гладкий, блестящий. Глазки зверя уставились на Скрибнера без страха, полосатый шарик попрыгал на месте, а потом подбежал к деревянным прутьям. Скрибнер протянул руку, и шар обнюхал ее, шевеля плоским, едва заметным носом.
— Н-да, — сказал ему Скрибнер. — Ты, значит, и есть тахи. И без тебя, значит, в океане делать нечего. Интересно…
Внезапно поднялся ветер, вода потемнела, на рифы накатились огромные волны, пальмы пригнулись, и орехи посыпались с них дождем. Скрибнер огляделся. «Черт, кажется, шторм…» Адриан Антонович поспешил связаться с лагерем, но едва он коснулся пальцем кнопки на поясе, как виски на долю мгновения сжало мучительной болью, и Скрибнер, охнув, закрыл глаза.
А когда открыл их — мир предстал перед ним спокойным и черно-белым.
Боль прошла так же быстро, как и возникла, и Скрибнер, встряхнув головой, нажал кнопку связи. Но лагерь не ответил на вызов. Адриан Антонович встревожился, подошел к шлюпке и попытался вызвать Винклера по аварийному фону. Ответа по-прежнему
Скрибнер вскочил и направился к поселку.
Подойдя к дому, указанному ему рыбаком, Скрибнер позвал:
— Эй, кто есть?
Сначала выглянула молодая женщина — и Скрибнеру показалось, что на ее лице мелькнул испуг, — а потом вышел рыбак.
— Эй, — сказал рыбак, — пришел? Тебя зовут как, я не знаю. Меня — Гике-та.
— А меня — Скрибнер.
— Ск… — рыбак запнулся, покачал головой. — Ой-ой, такое и не сказать, языку больно. Ск… Скире-не?
— Ага, — согласно кивнул Адриан Антонович, — почти похоже. Слушай, Гике-та, расскажи мне про тахи, ты ведь обещал. И о прошлом. И о розовых, а? Я никому не скажу.
— Да-а, — протянул Гике-та, — обещал… Знаешь, давай пойдем лучше к Ду-лализе. Он все знает, хорошо рассказывает. Пойдем?
— Я не против, — сказал Скрибнер, — пойдем, конечно. Только Ду-лализе уже один раз рассказывал моему другу — и плохо рассказал, забыл про тахи, про розовых. Старый он уже, не помнит ничего.
— Ай, нет, — рассмеялся Гике-та. — Ду-лализе все помнит, только твой друг пришел не в то время, когда можно говорить. Колдун не велел — Ду-лализе не говорил. А сейчас, я думаю, скажет.
Перед домом старого сказителя сидел на песке мальчишка и колол орехи. Здоровенный тесак из твердой древесины взлетал над чурбаком, на который мальчишка укладывал орех, и со свистом опускался на черную скорлупу. Орех с негромким щелчком разваливался на две половинки, открывая белое ядро. Ядра мальчик складывал в корзинку, стоящую рядом. Скрибнер и Гике-та некоторое время наблюдали за мальчиком, а он, словно не замечая их, продолжал работу. Наконец Гике-та заговорил:
— Здравствуй, Наза-ло. Дед твой что делает?
— Дед ждет, когда я орехи принесу, — ответил Наза-ло.
— А можно с ним говорить?
— Пойду спрошу.
Наза-ло встал и пошел в дом, прихватив корзинку, наполовину наполненную ореховыми ядрами. Через несколько минут вышел и сказал:
— Ду-лализе хочет говорить с розовым. А ты, Гике-та, иди домой.
Гике-та, ничуть не обидевшись, отправился восвояси, а Скрибнер пошел в дом.
Старый Ду-лализе сидел в центре комнаты на жесткой циновке; перед ним на полу стояла большая каменная ступка, и в ней Ду-лализе толок ядро ореха, превращая его в полужидкую кашицу. Когда Скрибнер вошел, старик отодвинул ступку и посмотрел на гостя так, словно искал в лице пришедшего знакомые черты. Но не нашел. И предложил: