Служанка-леди
Шрифт:
— Л-лорес… — я аж задохнулась от избытка эмоций, ударивших в голову от его слов. Хорошо хоть, сообразила по имени назвать. Вертелись грубые выражения, но сбивали с толку поцелуи, рисовавшие на шее невидимый чувственный узор. Мысли снова начали потихоньку путаться, всплеск прошел, притушенный ощущениями, и на первый план стали выходить совсем другие желания, кроме как обругать любопытного Эрсаннова отпрыска. — Можно…
— Нет, Яна, нельзя, — даже не дослушав, оборвал Лорес, и его рука медленно двинулась вверх.
С совершенно четкими намерениями, к моему сладкому ужасу. Тело отреагировало само, вжавшись
— Рассказывай, — мягкий, как бархат, голос, но звучал непреклонно.
Я в первый момент даже не поняла, что рассказывать-то, занятая борьбой с собственными страхами и желаниями, руки сами метнулись к нахальной конечности Лореса. Угу. Я даже не услышала, как Эрсанн придвинулся ближе вместе с креслом, только увидела, как он стремительно нагнулся и сжал мои кисти. От неожиданности я судорожно вздохнула, испуганно уставившись на него — наши глаза оказались опасно близко, и смотрел Эрсанн серьезно, без тени насмешки. Попытка высвободиться провалилась: старший лорд медленно опустил мои руки, не сводя с меня взгляда, и прижал их к бедрам.
— Не надо, Яна, — тихо, проникновенно произнес Эрсанн.
Тяжело сглотнула, дыхание давно потеряло размеренность, а страх смешался со знакомым предвкушением. Эта мягкость в сочетании с непреклонностью действовала, как тяжелый наркотик, отключая инстинкт самосохранения. Хотелось покориться, сдаться, махнуть рукой на все установки и действительно расслабиться, доверившись умелым рукам и губам… Против двоих сразу шансов устоять у меня не было, это я прекрасно понимала. Моя скромность тоже, хотя она находилась уже в полуобморочном состоянии — палец Лореса медленно оглаживал проступившую через ткань вершинку, а Эрсанн… хоть и смотрел на меня, думаю, прекрасно видел, что творил его сынуля.
— Так как все было, Яна? — кто бы сомневался, что от меня не отстанут с очередным сеансом эротической психотерапии, — Ты же не хочешь, чтобы я в твоей памяти сам посмотрел, м-м? — тонко намекнул Лорес, и не думая оставлять в покое мою грудь.
Хулиган… Я не знала, куда глаза девать от взгляда Эрсанна, разве что зажмуриться и… Черт, и просто наслаждаться тем, что со мной делали. Нравилось же, ведь сейчас никого лишнего не было, только мы. Втроем.
— Сколько тебе было? — теперь тихий голос Эрсанна, и уже его пальцы начали поглаживать мои ладони, добавляя переживаний.
Сговорились, что ли? Я… я не могу так, ну правда. Один смотрит, другой прикасается, и пусть не так, как вчера Морвейн-старший, однако что-то подсказывает, вечер только начался для меня. Мысли путаются, эмоции тоже скачут от жгучего смущения — палец Лореса опасно близко подобрался к краю выреза, — до томного удовольствия, растекавшегося по телу медовой сладостью. И почему не подумала о вечере и надела это платье с завышенной талией? У меня же есть и нормальные, на корсаже.
— Д-девятнадцать, — пробормотала я, облизав ставшие сухими губы — поцелуи Лореса ложились на шею и плечо едва ощутимо, нежно,
И это безумно приятно, опасно восхитительно, волнующе чувственно… И чуточку смущения, куда же без него — Эрсанн все видел.
— Так поздно? — с легким удивлением переспросил Лорес, ненадолго оставив в покое шею, зато я почувствовала, как его ладонь поднялась выше, и палец провел по обнаженной коже вдоль выреза, оставляя за собой горячий след.
Я несильно вздрогнула, дыхание на миг замерло, а сердце сорвалось в сумасшедший галоп. Что… что он задумал? Эрсанн крепче прижал мои руки, а потом — я почувствовала деликатное прикосновение чужих теплых губ к уголку моего рта. В таких условиях крайне сложно сосредоточиться на том, о чем меня спрашивали, чтоб их сиятельств понос пробрал. И… и сопротивляться разбушевавшимся желаниям тоже… Предатели…
— Ян? Так почему в девятнадцать? Или у вас так принято? — я слышала голос Эрсанна совсем близко, чувствовала щекой его дыхание, но глаз упорно не открывала.
Ну нафиг, лицо и так равномерно теплое от румянца, не хватало еще очередной порции смущения. Если не вижу, стеснение не так давит, ведь когда фантазирую, глаза тоже закрыты?..
— Н-нет, — не слишком охотно ответила — только угроза копания в моих мыслях заставляла откровенничать дальше. — Я… не хотела из любопытства или чтобы как все… — воздух в очередной раз застрял в горле, потому что Лорес не остановился на поглаживании над краем выреза: его палец уверенно проник под тонкую ткань платья, потом сорочки, и коснулся твердой горошины соска.
Ай-й… Тело как горячим воском облили, я в который раз дернула руками — рефлексы сильнее меня, что поделать. Эрсанн обхватил мои запястья, не дав отстраниться, и снова я почувствовала его губы, только теперь с другой стороны рта.
— Ш-ш-ш-ш, Ян, ну что ты, — тихий, увещевательный голос, и ощущение, что старший Морвейн слишком близко, а я не могу ни вырваться, ни сопротивляться, наполнило вдруг осознанием собственной беспомощности. Да таким сильным, острым, пронзительно-вкусным, что я от неожиданности тихо охнула. Тело обмякло, голова сама откинулась на плечо Лореса, и руки расслабились, не пытаясь больше высвободиться из захвата Эрсанна. — Вот и умница, просто рассказывай… А почему не хотела, ждала чего-то серьезного?
Ну как, серьезного. Я к началу второго курса и целовалась-то раз несколько всего, летом у бабушки, где случился легкий летний романчик. Дальше обниманий и поцелуев у подъезда в два часа ночи и долгих вечерних прогулок дело не зашло. Ну и, благодаря родительнице, не стремилась я по примеру одноклассниц вкусить взрослых удовольствий, ибо в сознании четко сформировалась установка: секс это плохо. Потому и не стремилась к серьезным отношениям, только по ночам грезила о красивой романтичной любви, в которой были только поцелуи да пылкие признания. Как это все объяснить, да еще когда от прикосновений Лореса по коже разбегаются обжигающие змейки, хотя он ничего особо пока и не делает — просто нежно поглаживает, — не понимала. Одежда стала раздражать ставшую слишком чувствительной кожу, причиняя болезненное неудобство, а тело плавилось, послушно подавалось навстречу провокационным прикосновениям, одновременно и ласковым, и настойчивым.