Служанка в высшем свете
Шрифт:
Макс смотрел вверх, на темный полог кровати, наблюдая за мерцающими тенями угасающего огня.
Он никогда не чувствовал ничего подобного. Как будто он только что принял обет. Как будто поручился за что-то жизнью. Боже правый, если бы он не был таким циничным, опытным распутником, он бы поклялся, что умирает от любви.
К своей любовнице? Он не знал, что существует такая близость, за которую можно отдать душу. Мягкая, доверчивая тяжесть горячо прижималась к его левому боку. Шелковая рука лежала на его животе, атласные ноги переплелись с его ногами, и нежная щека касалась его груди там, куда попал ее последний сонный поцелуй. Сердце его всколыхнулось.
Его обуяло чувство вины за то, что после постельных забав он обычно засыпал первый. Никогда еще он не лежал так, обнимая девушку, которая прижималась к нему, покрывала неловкими поцелуями его грудь и так заснула. Он сомневался, что у какой-нибудь из его предыдущих любовниц мелькнула бы даже мысль о том, чтобы целовать его, когда они засыпали.
Это было почти таким же невероятным наслаждением, как любить ее. Оно горело глубоко внутри, потому что он знал, что, прижимаясь к нему, целуя и лаская его, она не хотела его — в обычном смысле этого слова. Он знал, что удовлетворил ее — ни один мужчина не мог почувствовать эти сотрясения и эту дрожь и не узнать их. Она именно его хотела — его тепла, прикосновений его рук. Она просто хотела быть рядом с ним. Никто никогда не хотел его так раньше. Никто никогда не доверял ему настолько глубоко.
Три месяца. Он усмехнулся про себя. Скорее ад остынет, чем он отпустит ее через три месяца. А отсюда возникает вопрос: где ее поселить? Он держал для своих любовниц небольшой дом в Лондоне, где мог посещать их, соблюдая благоразумие. Но не мог себе представить там Селину. Только не в этом доме. Это казалось… неправильным. Неприличным. Он должен придумать что-то другое.
Он почувствовал дуновение тихого вздоха, и теплая тяжесть немного сместилась.
— Макс? — Легчайший шепот, как будто она боялась потревожить его. Этого было более чем достаточно для Макса.
— Да, — выдохнул он. И вновь оказался на ней.
Верити проснулась с ощущением безопасности и правильности всего, что произошло. Ее окутывали тепло и нежность мускулистого мужского тела, лежащего рядом. Она глубоко вдохнула мускусный мужской аромат. Его имя вырвалось у нее само, и она почувствовала, как окрепли в ответ обнимающие ее руки, как он откликнулся, вновь накрыв ее собой.
Властные, требовательные руки бродили по ее телу, лаской возбуждая в нем жизненный жар. Его рот вновь завладел ее губами, мощное бедро раздвинуло ее бедра, открывая путь. Ее тело мгновенно растаяло в ответ. На мгновение Верити напряглась, когда он вошел в нее, причинив легкую боль, но тут же он оказался глубоко внутри, что привело ее в восторг.
Макс охватил ее лицо ладонями, удерживая его для поцелуев, пока скользил в тугом, гостеприимном тепле ее тела. Он застонал, пытаясь замедлить темп. Он не хотел брать ее слишком быстро, но это было выше его сил. И каждое движение его тела исторгало из нее тихие вскрики боли и наслаждения, умоляющие не останавливаться. Никогда еще он не испытывал такого.
Огонь совсем потух, когда он проснулся опять, разбуженный неуспокоенным желанием.
Она уютно лежала в его руках, ее дыхание тихо ласкало его кожу, шелковистые кудри рассыпались по его груди. Ее тело, полностью расслабленное, прижималось к нему всеми выпуклостями и впадинками, точно было отлито по его форме. Одну ногу она согнула, округлое бедро улеглось на него мягкой тяжестью. Сердце
Ни за что в жизни он не повезет ее в Лондон. Теперь он знал, где ее поселит. Среди его владений имелся домик, где она могла жить. Он стоял совсем отдельно, высоко на холмах Даунса, но она не будет одинока. Он намеревался часто к ней приезжать. Он зарылся лицом в ее волосы, глубоко вдыхая теплый, сладкий аромат женственности.
Никогда и ни с кем так не было. Тут было что-то совершенно другое. И пока не поймет, что именно, он и мысли не допустит о том, чтобы отпустить ее.
Шум просыпающегося дома окончательно разбудил Верити как раз перед рассветом. Она лежала тихо, вдыхая теплый мускусный аромат своего любовника. Вскоре ей придется встать, но еще не сейчас. Ощущение безопасности и уюта было слишком сильным, слишком драгоценным, чтобы с ним расстаться.
Она знала, что должна чувствовать себя виноватой, бояться последствий своего поступка. Но это ее выбор. Ее ответственность. Она пришла к нему и предложила себя по собственной воле. Мир осудит ее без колебаний, но ее это не беспокоило. Пять лет она мечтала о нем, воображая невозможно счастливый конец ее кошмара: что однажды он придет за ней и попросит ее принадлежать ему. Что он будет любить и защищать ее. Половина сна была все же лучше, чем ничего. Он предложил ей защиту.
Она должна была уйти. Быстро. Скоро придет горничная убирать комнату. Если она задержится дольше, ее застанут, и заплатить придется очень дорого.
Макс дремал в раннем утреннем свете, и часть его наслаждалась неизмеримой радостью, но другая часть ощущала потерю. Что-то пропало бесследно. Каким-то образом он чувствовал неполноту. Со вздохом он повернулся и потянулся к… пустой постели. Внезапно он понял, что или, вернее, кто пропал бесследно. Где, черт возьми, она была? Он откинулся со стоном. Конечно, это же не его дом. Последнее, чего хотела бы Селина, — это чтобы ее поймали в его постели, даже если они сегодня уедут. Подумать только — она ведь может даже не знать, что они сегодня уедут! Он не помнил, упомянул ли об этом прошлой ночью.
Прошлой ночью… Заложив руки за голову, он лежал на спине и улыбался воспоминаниям. Она была именно такой, сладкой и отзывчивой, какой он ее себе представлял. Нет, она была еще слаще. Он никогда не знал женщины, способной так откликаться и дарить себя с таким безоглядным доверием.
Он подумал, что теперь знает, что именно было иначе. Женщины всегда дарили ему удовольствие, но никогда еще он не думал, что женщина отдает ему самое себя. Господи, он никогда не понимал, что женщина может отдать себя так полно. В этом никогда не было ничего больше простого обмена удовольствием. Но теперь… Чем раньше он поднимется и отправится обратно в Лондон, тем раньше сможет вновь заполучить Селину в свою постель.
И в свою жизнь. Теперь он знал, чего хочет. Он не мог вступить в брак. Он дал слово. Но все-таки он мог заботиться о Селине, как будто у него есть семья. Она будет принадлежать ему. И только ему. Вот в чем разница. Она принадлежала ему. Чтобы он защищал ее. Заботился о ней. И… любил?
Он откинул одеяло и спустил ноги с кровати. Скоро придет Хардинг, так что… А это, дьявол побери, что такое?
Небольшое пятно в центре простыни темнело как обвинение. Он сидел на краю кровати и потрясение смотрел на него, пронизываемый волнами жара. Это не могло быть правдой. Но доказательство у него перед глазами заверяло его, что это было. Он ошеломленно стал вспоминать: да как вообще мог пропустить подобное?