Служебная командировка полковника Родионова Повесть
Шрифт:
Родионов зашел домой. Он открыл дверь своим ключом, зашел - жена была дома.
– Наконец явился, не запылился - она вышла к нему с бокалом шампанского в руках растрепанная, в халате, со следами макияжа на лице:
– Нам надо поговорить.
– Прости Света, говорить нам не когда, я уезжаю в командировку, мне надо срочно собираться, через полтора часа вылет!
–
– Да мне плевать на твои командировки. У тебя вся жизнь или служба или командировки. Вот и сына мне испортил, мерзавец!
–
Владимир не обращая внимания на слова жены, молча, прошел в свою комнату и начал из шкафа перекладывать сложенные вещи в свою большую дорожную сумку.
–
– Это Владимир - мой муж, а это Андрей мой любовник.
Андрей смутился, и автоматически взял ее за руку:
– Света, Светочка ну ты чего, так же нельзя.
– Ничего! Я даже рад за вас!
– успокоил Андрея Родионов.
Света вырвала свою руку у любовника:
– А как можно? Ты видишь, что он говорит? Как с вообще как с этим человеком можно? Ему на все кроме себя и своей службы плевать. На меня плевать, на сына плевать. Он думает только о себе. У него жена уходит к другому, а ему все равно у него командировка!
–
Родионов складывал вещи, не выражая никакого негатива к происходящему:
– Прости Света я и, правда, спешу, а потом мы с удовлольсвием с Андреем встретимся, если тебе так надо, посидим, обсудим нашу жизнь, теперь уже это как я понял с твоих слов, жизнь втроем?
При этом полковник усмехнулся. Светлана стояла в своем синем легком халатике, накинутом на голое тело и негодование, вызванное полным равнодушием мужа, переполняло ее. Андрей был, немного испуган, он понимал то все идет как-то по-другому, чем он себе представлял. А пьяная Светлана негодовала:
– Да не теперь уже давно. Мы давно втроем, вернее вдвоем, но вдвоем без тебя Родионов. Это как в анекдоте, помнишь?
– 'Скажи милый, ты будешь заниматься любовью со мной и с соседом',- она играла голосом, изображая то женский фальцет, то мужской низкий тон:
– а милый ей в ответ: 'нет, дорогая, я не согласен'. 'Ну, хорошо, мы тебя исключаем'. Так и здесь мы тебя исключаем Родионов. Я тебя исключаю. Раз и навсегда. Исключаю из своей жизни. Проваливай. Вали в свою командировку и не приезжай больше. Я ненавижу тебя!-
Она срывалась на визгливый неприятно режущий слух крик, в котором явно проступили истеричные нотки. Синенький халат распахнулся, и полковник даже отвернулся, чтобы не видеть ее розовое обнаженное тело. Раскрасневшаяся от злости Света запахивала халат, пряча свои прелести, и была такой чертовски привлекательной в этот момент.
А ее переполняло чувство злости к этому бесчувственному человеку, которому она так дешево продала свою жизнь свое тело. Какая же я была дура, ведь сразу было видно какой он. А я верила, что все изменится! Что все будет по-другому. Но боже как это было обидно!
Андрей сразу потянул ее за руку в другую комнату, как свою личную собственность, которой по праву сказанных ей слов теперь он мог безраздельно сам распоряжаться, и она неожиданно поддалась, уступила. Босыми ногами пошла следом за ним. Дверь громко хлопнула как выстрел в тишине, и Владимир вдруг остался совсем один в этой комнате, у платяного шкафа, у сумки уже почти полной вещей. А ведь было время и они не могли расстаться друг с другом, как они любили тогда друг друга. Страстно, нежно. Ходили всегда вместе за руку, как Шерочка с Машерочкой. Да так смешно их называл отец Владимира. Кто были эти Шерочка и Машерочка, откуда взялись и что они делали, для всех так и осталось загадкой, а он не успел спросить у отца до смерти про них. Да были неразлучны и счастливы. Да, была любовь. И все куда-то прошло, утекло как песок между пальцев. А ведь еще совсем недавно она сама собирала ему сумку во все такие поездки.
И полковник только сейчас понял, что потерял жену теперь уже навсегда. Зеркало их жизни разбилось на тысячу осколков, которые уже не склеить и не собрать воедино. Наверное, он должен был ругаться, как делают все нормальные люди в этом мире, когда
– Не надо Вова, я прошу тебя не надо. Это не выход.
Он понял всю нелепость и драматизм ситуации. Полковник и правда выглядел как Отелло, на миг увидев свое отражение в зеркале шкафа - бледно серое лицо, небритый, синие круги под глазами. Боже мой, как глупо! А неужели она думает, что я хочу устроить кровавую разборку? И на миг с улыбкой он представил себе заголовок в газете: 'придя домой, полковник генерального штаба застал жену с любовником и убил обоих!'. Как же это все глупо и пошло.
– Ты не знаешь, где кобура?
– спросил Владимир, пряча ствол. Андрей встал, попятился к окну. А Света наоборот делала шаги своими босыми ногами ему навстречу, приближаясь все больше и больше. Он даже почувствовал запах духов, и у него закружилась голова. Она поправила белые волосы рукой и взяла мужа рукав.
– А тебе только это надо?- спросила Света. 'Лучше бы он убил меня как мужик' подумала она. 'Но разве он может кого-то убить?'. Она повернулась к нему спиной.
– Да пошел ты,- безразлично бросила жена в него фразой так сочно, словно дала оплеуху, и включила телевизор. Замелькали лица со вчерашнего новогоднего шабаша. Те же веселые лица. Телевизор громко кричал, из него лилась эта проклятая музыка. Все это напомнило ему ночь накануне, напомнило ему, как пришла, взволнованный дежурный офицер принес ему весть, что полк сына беспечной рукой командования введенный в Грозный, разбит, расстрелян, а остатки сражаются в полном окружении. Это полное безразличие к происходящему со стороны власти и этих скачущих шутов, поющих свои идиотские шлягеры, отупляющие народ, низводящие его до пьяного убого быдла. Она не убавляла, а лишь переключила на другой канал, а там шла передача прямо из самого Грозного. Журналисты НТВ брали интервью у Дудаева в Рескоме. И было видно, что это они, а не мятежный президент, назвали российские войска оккупантами, бравый усатый генерал восторженно рассказывал им, как мужественно его герои дерутся за свободу республики. Промелькнули кадры, показавшие массово убитых российских солдат, сгоревшую технику, танки, которые почему-то неподдельно обрадовали этих журналистов, именовавших наших военных не иначе как федералами. Промелькнуло обещание показать интервью с пленным российским офицером. И если, вчера все увиденное им, было просто циничным безразличием зажравшегося шоу-бизнеса к происходящему, то в сегодняшнем репортаже, выпущенном в эфир не где-то там подпольно, а на центральном канале он усмотрел прямое подлое предательство. Предательство армии, предательство его самого, предательство его сына. И он больше уже не мог всего этого терпеть.
– Убавь, а лучше выключи это, - тоном, не требующим возражений, приказал жене Родионов. Его передернуло от нахлынувшей злобы.
– Еще раз по буквам, повторяю для тупых, пошел ты!- но не по буквам, а по слогам произнесла супруга. Она даже не поворачивалась к нему лицом, она в такт льющейся музыке рекламы начала дирижировать пультом. И ему было ясно - это неподчинение его приказу, это предательство их общего сына. Но он даже не отдавал себе отчета в том, что жена, ничего не знает, ни о его командировке, ни о его участии в этих боях, как не знает и о печальной участи окруженного полка. А Родионов уже не мог себя остановить, он не контролировал свой разум.