Служу Советскому Союзу
Шрифт:
— Сеня, ты… ик… так сильно башкой ударился, что… ик… всё забыл? — уставился на меня молодой парень, очень сильно напоминающий моего отца в юношестве.
Вот прямо как слизан с фотографий студенчества. Из той поры, когда он был на выездах на обязательную картошку. Когда был с гитарой посреди друзей. Когда стоял и улыбался в камеру рядом с моей будущей мамой.
— Да, тут помню, тут не помню, — отмахнулся я. — Так что, как тебя зовут-то?
Глава 4
—
Мишка, значит…
Нет, ну есть же ещё шанс, что это вовсе не то, что я думаю. Небольшой шанс, но всё-таки есть. Иначе… Иначе будет очень весело и весьма интересно.
Мимо нас промчался Сергей, который нес дурнопахнущую тряпку в сторону туалета. Мы почти дошли до тамбура, когда Сергей вылетел и понесся обратно. С тряпки, которая недавно была пиджаком, капали полновесные капли. Они шлепались на вытертый тысячами подошв линолеум и разлетались веселыми брызгами.
— Держись, Мишка, мы уже почти дошли, — шепнул я и поднатужился.
Оставшиеся метры мы преодолели чуть ли не ползком. Мне почему-то вспомнилось, как вот примерно таким же образом я вытаскивал с поля боя младшего лейтенанта Изотова. Ему осколками прилетевшей мины перебило ноги. Кругом взрывалось, мельтешило, было всё в дыму. Пули свистели рядом, по окопам и взгоркам с хохотом скакала безносая с косой, а я тащил. Изотов только стонал изредка сквозь стиснутые зубы, а я тащил. Тащил и тащил в сторону наших. Потому что не мог иначе. Потому что…
Потому что потому!
Мы дошли до тамбура. Там курили два парня ушловатого вида. Таких можно встретить на рынках или около крупных магазинов. Такие и карманы помогут облегчить от налички, и сумочки от лишнего груза не постесняются освободить. Заботятся о гражданах и их диете…
Они посмотрели на нас так, как смотрели бы на пасущихся коров. Вроде пасутся на лугу, а вроде и плевать, что пасутся. Я же открыл дверь туалета и поморщился. Да уж, это чудо сантехники было то ещё по красоте.
Толчок из нержавеющей стали потускнел, в насечках на бортике (для восседания гордым орлом) скопилась несмываемая грязь. На стене выцарапано ножом матерное слово из трех букв. Его пытались закрасить, но оно пятном Кентервильского привидения неизменно проступало сквозь слои. Рукомойник был не лучше. Что-то мне подсказывало, что некоторые пассажиры не стеснялись использовать его вместо писсуара. Запахи испражнений с трудом перебивались резким ароматом хлорки.
Да уж, видок и запах тот ещё. Меня самого едва не стошнило.
Я с трудом протиснул внутрь Михаила и начал приводить его в порядок. Как протрезвить человека в пьяном виде? Да всё очень просто. Надо сперва сделать промывание. Заставить выпить как можно больше воды, а потом нагнуть над унитазом и приказать
Никому не рекомендую повторять данную операцию, если нет особой необходимости. Если же у вас есть товарищ, которому вы давно мечтали надавать по щам, то напоите его и проведите подобную экзекуцию. Удовлетворение по меньшей мере вам гарантировано.
В процессе отрезвления Михаила я в мутном зеркале поймал своё нынешнее отражение. Не сказать, что красавец, но и уродом назвать нельзя. Худой парнишка из тех, что имеет славянскую внешность. Волос черный, нос прямой, цвет глаз карий. Над верхней губой зачатки усов. Явно их ни разу не касался бритвенный станок.
Мда, неприятно осознавать себя в таком теле, но что же делать? Вот с таким материалом и будем работать. Если про меня говорили, что я упал и ударился головой, то на это и надо надавить. От этой печки и начнем пляски.
Пока я так размышлял, Михаил более-менее пришел в себя. Вид у него был тот ещё, но для сельской местности сойдет. В процессе отрезвления к нам ещё раз вломился Сергей, как мог постирал пиджак и кивнул, мол, всё в порядке. Я кивнул в ответ. Как раз в это время держал Михаила над потеками унитаза, чтобы тот не нырнул в головой при резкой качке.
Ещё пацанами в школьном туалете курившие тут же старшаки спрашивали у забредших младших: «А ты умеешь ссать в поезде?» И если младший класс мотал головой, то толкали в спину со словами: «Учись, малой, всегда пригодится!» После этого со смешками наблюдали, как младшие с нытьем дергали ногами, пытаясь скинуть попавшие на брючины брызги.
Сейчас мне эта наука и в самом деле пригодилась. Я был как эквилибрист и дирижер одновременно. И всё это в страшной тесноте поездного туалета.
— Ну что, всё нормально? — спросил я, когда Мишка закончил в очередной раз извергаться в глубины нержавейки.
— Ага. Всё нормально, — проговорил тот в ответ.
— Тогда умывайся, алконавт, да пойдем. Надо освобождать сральню, а то другим пассажирам тоже может прихотнуться.
С этими словами я нажал на педальку смыва. Клокочущий поток воды унес на рельсы результат Мишкиных потуг.
Когда мы вышли в тамбур, то там всё ещё курили два парня, которых я заметил в первый раз. Они что тут, целыми пачками выкуривают? В зубах были зажаты беломорины — такими особо не раскуришься, сходу можно легкие выплюнуть.
— Малой, а неплохо ты мадамке на жалость надавил, — просипел один из них. — Она аж сглотнула слезинку. Где так научился?
— В кружок театральный ходил, репку играл, — буркнул я в ответ.
Вот не вызывали они у меня никакого доверия. Отторжение вызывали, доверие — нет.