Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос
Шрифт:
Великан пропустил ее замечание мимо ушей.
— Клеида, не познакомите ли вы меня с этой очаровательной молодой особой? — спросил он.
— Еще чего! Да вы просто несносны! — запротестовала мать. Но в голосе ее зазвучали теплые дразнящие нотки, никогда не слыханные мною прежде. Яркие, будто изваянные из камня или бронзы черты и солидное сложение делали ее женщиной видной, но теперь она неожиданно стала еще и красивой.
— Моя дочь Сафо, — сказала она.
Великан вытянул свою могучую лапищу и бережно взял мою крохотную лапку.
— Надеюсь, мы познакомимся поближе, — сказал он и подмигнул мне. — Будешь
— Не думаю, чтобы нянюшка дозволила им бегать вот так вольно, без всякого присмотра, — сказала мать, к которой ненадолго вернулось благожелательное расположение духа.
— Ну что, Клеида, будем любить друг друга? — сказал великан. — Право, не пристало такой прекрасной женщине тратить свой страстный пыл на этих негодных домашних слуг. Побереги немного и для тех, кто тебя по-настоящему ценит!
В голосе его звучала некая картавинка, которую я сочла бы за диковатость манеры речи. Она то поддразнивала, то ускользала от моего слуха. Хотя мне было всего пять лет, мною овладело бессознательное чувство, что его странное наречие, густой волосяной покров и грубая, потная, энергичная фигура произвели на моего отца (с его-то мягким нравом!) такое впечатление, что ему наверняка ничего не оставалось, как отозваться о госте: «Да, этому далеко до аристократа!» — что звучало в его устах самой безобидной формой осуждения.
— Как тебя звать? — выпалила я, начисто забыв все правила приличия. Вот что значит знакомство с Андромедой: с кем поведешься, от того и наберешься.
Великан улыбнулся:
— Меня зовут Питтак. — Он обратился ко мне как к равной. — Правда, странноватое для здешних мест имя? Оно более пристало фракийцу, чем обитателю этого острова.
— Ничего страшного, — сухо сказал мой отец. — Скоро мы это поправим.
В течение всего нашего непродолжительного разговора он стоял рядом, тихо, но внимательно наблюдая за происходящим, переводя взгляд на каждого из нас поочередно. Наконец все fpoe: Питтак, отец и мать — в последний раз переглянулись.
— Ну, нам пора в путь! — напомнил гость. — Предстоит долго скакать!
— Лучше бы остались, переночевали, — сказала мать. От моего взгляда не ускользнуло, как побледнело ее лицо и потухли искорки в глазах. — О Питтак, ты же только что с дороги, сейчас самый солнцепек, у тебя конь выдохся! Хоть о ребенке подумал бы!
— То-то! — ответил Питтак. — Из-за Андромеды я слишком уж часто делаюсь чересчур снисходительным к себе. За одно это ее следовало бы наказывать! — сказал он и глянул ввысь. — Ну что, крошка, выдержишь сегодня еще одну долгую скачку?
Девочка радостно кивнула. В ее правом глазу вспыхнул зеленый огонек. В ней явно таилась преждевременная взрослость — сказать по совести, это приводило меня в замешательство.
— Тогда в дорогу! — сказал Питтак. — Извини, Клеида. — С этими словами он взял обе руки моей матери. — Мне взаправду пора скакать! Но посоветовать могу вот что: в любом случае, подожди до… — выдохнул он, прервавшись на полуслове.
— До чего? — спросила я с невинным любопытством.
— До будущего года, — ответил он и улыбнулся. — В будущем году
Я так и вспыхнула — мне стало неловко.
— Ну что ж, — неохотно вымолвила я.
— Но как бы там ни было, — сказал Питтак, — как ты смотришь на то, чтобы переехать в Митилену?
— Вы имеете в виду — насовсем? — спросила я и взглянула на своего отца.
— Ну да, если все будет хорошо, — кивнул тот.
— Но я не хочу жить в Митилене! — в тревоге ответила я, — Я хочу остаться здесь!
Все рассмеялись, а Андромеда громче всех. Затем мы отправились в конюшню, слуга вывел крупного коренастого вороного жеребца с белой звездочкой на носу. Питтак одним прыжком вскочил в седло и цепко схватил вожжи. Казалось, будто вожжи составляют одно целое с его руками, а сам он — одно целое с конем. Освещенный со спины лучами солнца, пробивавшимися из-за крыши конюшни сквозь густую листву платана, он на мгновение показался кентавром [33] . Я, конечно, никогда не видела настоящего кентавра, но знала, что именно так они и должны выглядеть.
33
Кентавры — в греческой мифологии дикие существа, полулюди, полукони, обитатели гор и лесных чащ, отличаются буйным нравом и невоздержанностью. Рождены от Иксиона и тучи, принявшей по воле Зевса облик Геры.
Питтак посадил перед собой Андромеду, обменялся рукопожатиями с моей матерью — чуть суше, чем я ожидала, — и затем повернулся ко мне:
— До свидания, Сафо! Мы будем добрыми друзьями. Ты, я и Андромеда.
Он был в моих глазах Хироном [34] , мудрецом Хироном.
— До свидания, Хирон, — сказала я с замирающим дыханием.
Он сделал паузу и одарил меня взглядом, которого мне никогда не забыть.
— Спасибо за похвалу, — сказал он. — Это для меня добрый знак! Спасибо, милая.
34
Хирон — мудрый, справедливый и благожелательный к людям кентавр, воспитатель и наставник знаменитых героев. Среди его учеников были Ахиллес, Асклепий (Эскулап), Ясон и другие.
Он говорил со мной как с ровней. Помню, я тогда думала: я должна бояться этого человека, ведь он собрался убивать! Он хочет, чтобы и мой папочка убивал. Почему же тогда он не пугает меня. Напротив, от его присутствия веяло убаюкивающей теплотой.
Оглядываясь назад, с высоты своих теперь уже не юных лет, я начинаю понимать, что своим удивительным восхождением он в значительной мере обязан почти физическому чувству уверенности и защищенности, ощущаемому другими людьми в его присутствии. Людям хотелось доверять ему, они не могли удержаться от этого. К тому же, когда произошла наша первая встреча, ему было всего тридцать без года-двух, в его речи и поведении еще только предстояло появиться всяческим уловкам и ужимкам, которые станут находкой для противников, жаждущих его высмеять.