Смех Again
Шрифт:
Сержант берёт верхний в пачке:
— Мишин!
— Я! — говорю естественно я.
Но на полсекунды раньше, ту же самую букву алфавита произносит мужик в футболке с номером «7». Милицейская рука, потянувшаяся было ко мне, в нерешительности останавливается.
— Так кто тут Мишин? — нетерпеливо спрашивает сержант, тряхнув паспортом в
воздухе.
— Я! — теперь мы с мужиком произнесли это вместе.
Мент снова открывает первую страницу и читает вслух:
— Мишин Александр Борисович.
Я протягиваю руку:
— Мой.
Засовываю
— Мишин Евгений Иванович… — читает сержант в следующей книжице.
— Я… — мужик забирает её у сержанта и придирчиво рассматривает. Потом прячет в треники. Смотрит на меня.
— И снова, здравствуйте, — говорю я.
— Здарова… — он почесал шею, — …во интересно…
— Ну! — я слезаю с полки, собираясь идти курить. Он хмыкает:
— Никогда однофамильцев ещё не встречал… Только родственники Мишины у
меня попадаются…
Анна свесила голову со своей полки и смотрит на нас.
— Бывает… — говорю я. И вдруг, чувствуя неожиданный прилив знакомого вдохновения, говорю:
— …А я и родственников не встречал… Сирота я… Родители, когда мне было три года, на машине разбились…
Я вздыхаю. Николя медленно поворачивает голову и смотрит на меня. Я достаю сигарету из пачки и мелю совсем уж чушь несусветную:
— А воспитывала меня мамина мама… Ну то есть бабушка по маминой линии… Она с родственниками отца не в ладах была… Увезла меня к себе в деревню, и жил я там у ней… Так что, я даже родичей своих и не видел никогда… И ничего о них не знаю.
Я кладу сигарету за ухо и, собираясь уходить, заканчиваю:
— А сейчас и бабуля умерла… Так что один я остался…
Я делаю шаг в сторону тамбура. Мужик касается моей руки:
— Постой…
Останавливаюсь. У мужика странное выражение лица. Он смотрит на меня снизу вверх и медленно произносит:
— Тебя Саша зовут?
Краем глаза замечаю, что Николя, не мигая, смотрит на нас. Говорю:
— Да…
Мужик снимает очки и кладёт их на столик:
— А ты, случайно, не Бориса и Светланы сын?
Говорят же иногда — чёрт за язык дёрнул? Очевидно, в тот момент в мой язык вцепились сразу двое. Потому что:
— Да… Мою маму звали Света… — произношу я. Мужик, не сводя с меня глаз, похлопывает по сидению рядом с собой:
— А ну-ка, присядь.
Я послушно сажусь. Он опять напяливает очки на нос и какое-то время молча рассматривает меня. Потом, качая головой, произносит:
— Да… крутой был нрав у твоей бабули… Умерла говоришь, Марфа Васильевна?..
Я смотрю на Николя. Он еле заметно кивает. Что бы это значило? Снова перевожу взгляд на мужика и мямлю:
— А… вы… знали мою бабушку?..
Он несколько раз кивает головой:
— И не только её, сынок…
Сынок?
— И Бориса, и мать твою, Светлану, царствие им небесное… — говорит мужик и снимает очки. И снова надевает. Я смотрю на него. Взвод чертей, расталкивая друг друга, бросается к моему языку и я неуверенно:
— Дядя Женя?.. — выдаю в утренний эфир.
— Сашка! — говорит
Я вижу изумлённое лицо Тёти Радио, высовывающееся из-за перегородки.
HOME SWEET HOME
Помните, какой крик подняли вокруг падения орбитальной станции «Мир»? Все телеканалы, радиостанции и газеты следили за тем, как эта начинённая дорогостоящей, но устаревшей аппаратурой Пердуловина, преодолев атмосферу, стратосферу и что-то там ещё, рухнула в океанские воды. Помните, да? А когда произошло это событие, всколыхнувшее всю планету? В смысле, дата? А? Правильно. Не помните. Потому что эта информация на самом деле, нах, не нужна. Я сам не помню.
Помнит дядя Вася Газ Вода — единственный таксист деревни Уткино. Дядя Вася знает об освоении космоса всё. Он собирает вырезки из газет и журналов, помнит все даты запусков и приземлений и спит под портретом Гагарина. Он был лётчиком-испытателем, играл с Юрой в волейбол и вообще должен был лететь вместо него. Во всяком случае, так он говорит всем своим пассажирам.
Железнодорожная станция без названия и сама деревня Уткино находятся друг от друга в пяти километрах. Согласно статистике, это расстояние средний человек преодолевает за шестьдесят минут. Кому охота топать целый час с тяжёлыми сумками, особенно когда после дождя грунтовка превращается в месиво? Мало кому. Вот дядя Вася однажды прикрепил на крышу своей «Победы» оранжевый маячок, купленный в райцентре, и занялся частным извозом. Денег за свои услуги он берёт немного, поэтому клиентов хватает.
Почему его прозвали Газ Вода, не помнит никто. А сам он, если и помнит, всё равно никому не говорит. Его тёмно-синяя «Победа», купленная ещё в шестидесятые, — первое, что я вижу, сойдя с поезда.
Черти, дёрнувшие меня за язык, постарались.
Чушь, которую я молол своему случайному попутчику, оказалась правдой. Правдой в его понимании, конечно. Стопроцентное попадание.
Я — Сашка. Единственный сын его родного брата Бориса, погибшего двадцать пять лет назад вместе со своей женой Светланой. Тёща Бориса, Марфа Васильевна, мужа своей дочери и родственников его не жаловала. На свадьбе вышла нехорошая ссора, и после этого никто её больше не видел. Она-то и забрала неведомого мне Александра Борисовича Мишина, ставшего сиротой, к себе. Поэтому его (то есть меня) мой дядя и его семья последний раз наблюдали в трёхлетнем возрасте.
— А нам говорили, ты в Суворовском училище учился… — с любовью глядя на меня, говорил мне дядя Женя.
— Да… Хм… ушёл я оттуда… не понравилось… — лепетал я, смущаясь его объятий
и повлажневших глаз.
— Ну вот такой же вот ты был… — он поднял руку чуть выше полки, на которой сидел. — …А сейчас вымахал… Жена есть?
— Нет пока… — я вижу, как Николя спускается к нам, Анна всё так же наблюдает за происходящим со своей полки.
— А моя Ольга недавно замуж вышла… Да ты её не помнишь, наверное… Ей