СМЕРШ. Без легенд и мифов
Шрифт:
В абвере, похоже, вновь прониклись доверием к «Квасту»-«Бороде». В очередной радиограмме ему сообщили:
«Авария второй машины с подвозом и, таким образом, пленение части экипажа не исключены. На допросе могут быть выданы Ваша дислокация и цель прилета. Предлагаю вскоре передислоцироваться с привлечением Огдонова, который одновременно успокаивающе подействует на Ваших людей. После сообщения о новой дислокации получите дальнейшие указания. Майор для Кваста».
30 июня «Кваст»-«Борода» сообщил о передислокации группы в район действий отряда Огдонова, напомнил о трудностях,
В абвере старались, как могли, ободрить и обнадежить «героически бьющихся в степях Калмыкии борцов с большевизмом». В радиограмме от 11 июля «Кваста»-«Бороду» ориентировали: «Попытаемся прилететь с новым подвозом. Где он должен быть сброшен? Майор».
Контрразведчики не замедлили с ответом и принялись готовить новый «капкан» для диверсантов. Однако прошло больше месяца, а обещанного абвером самолета, боеприпасов и продовольствия они так и не получили. Поступавшие из штаба «Валли-1» радиограммы носили общий характер. Видимо, в гитлеровских спецслужбах поняли несостоятельность плана восстания в национальных республиках. Он дал осечку не только в Калмыкии, но и в республиках Северного Кавказа.
Руководители Смерш, в частности генерал В. Барышников, пришли к выводу о бесперспективности дальнейшего продолжения радиоигры «Арийцы». К этому подталкивало и поведение «Кваста»-«Бороды». Тот попытался начать двойную игру с контрразведчиками. В разговорах с Ганзеном-«Колонизатором» он начал склонять его к передаче в абвер условного сигнала о своей работе под контролем Смерш, но не нашел поддержки. Более того, Ганзен осудил Шеллера. При этом он, видимо, руководствовался не только страхом за свою жизнь, им двигали и чисто человеческие мотивы. За время общения с советскими контрразведчиками в его взглядах произошла значительная трансформация. Это нашло отражение в его автобиографии от 14 июля 1944 г.
В ней Ганзен написал:
«…Я хочу заявить, что я как офицер не встретил обесчещивающего или унижающего меня отношения, если не считать поведения милиции во время пленения. Наоборот, я познакомился с прямыми и справедливыми людьми, которых раньше нам описывали совершенно в ином роде. Я не могу еще вынести суждения о Советском Союзе, так как слишком мало знаю страну и ее учреждения. Если страна произведет на меня такое же приятное впечатление, какое произвели на меня офицеры и солдаты, то, можно сказать, что любая нация почтет себя счастливой, имея дружбу с Советским Союзом».
С учетом всех этих обстоятельств В. Абакумов и В. Барышников решили сделать свой заключительный ход, который отбил бы у гитлеровских спецслужб всякое желание затевать восстания в тылу советских войск.
13 августа в абвера от «Кваста»-«Бороды» ушла следующая радиограмма:
«Начальнику органа. Положение здесь совершенно невыносимое. Отряд Огдонова разбит, нам калмыки отказывают в помощи. Вынужден, согласно договоренности, пробираться к повстанцам на Западный Кавказ, откуда, возможно, в Румынию. Нескольких людей из экипажа по болезни и невозможности их транспортировки вынужден буду оставить у калмыков, которым объясню, что направляюсь в Германию, чтобы лично добиться помощи и усиления. Прошу санкции или контрприказа в течение 3-х дней, так как
Реакция на нее была более чем вялая и сводилась к тому, что «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Абвер самоустранился от всякой помощи «борцам с большевизмом» и рекомендовал самостоятельно пробиваться через линию фронта.
После такого ответа в руководстве операции «Арийцы» посчитали, что пришло время вместе с ней «похоронить» и другие планы гитлеровских спецслужб, связанные с инспирированием всякого рода восстаний на Северном Кавказе.
Последние радиограммы, отправленные «Квастом»-«Бородой» 18 и 20 августа в адрес руководителей операции, содержали проклятия и напоминали крик отчаяния:
«Сегодня юго-западнее Бергин стычка с отрядом НКВД. Будучи без боеприпасов, спаслись только на конях. Продолжаем марш юго-западным направлением. Успеха не предвижу. Мучают жажда и голод. Случае гибели позаботьтесь о наших семьях. Калмыки изменили, мы остались одни, без боеприпасов, продуктов и воды. Гибель неизбежна. Предотвратить ничем не можем. Мы свой долг выполнили до конца. Во всем считаем виновным Вас и Марвиц. Абсурдность операции была очевидна еще до ее начала. Почему нам не помогли? Кваст».
20 августа радиограмма оборвалась на полуслове:
«Нас преследуют. Кругом пески и соль. Вынуждены изменить маршрут. Мучает жажда…»
После провала операции в гитлеровских спецслужбах постарались поскорее забыть о ней и сделали ставку на агентурную группу «Иосиф». Ей предстояло добыть информацию о стратегических планах советского командования и ликвидировать одного из соратников Сталина — наркома путей сообщения Лазаря Кагановича.
Глава двенадцатая
«Загадка» СМЕРШ
На пути в Берлин
Сталин медленно, в глубокой задумчивости прошелся по ковровой дорожке, остановился у окна и задумался. Его взгляд блуждал в прозрачной синеве майского неба и не замечал нервно переминавшихся у летней беседки Меркулова, Абакумова и Судоплатова. Нарком государственной безопасности, начальник военной контрразведки Смерш и руководитель 4-го разведывательно-диверсионного управления НКВД СССР были вызваны на Ближнюю дачу в таком составе впервые. Интуиция им подсказывала: Сталин стоял перед каким-то важным выбором. Перед выбором, который, вероятно, должен был решительно повлиять на дальнейший ход войны.
Ее маятник на Восточном фронте на какое-то время остановился, чтобы затем качнуться и продолжить свой сокрушительный ход. В каком месте и в который час танковая армада вермахта могла обрушиться на оборону советских войск, в те майские дни сорок третьего в Москве точно не знал никто.
План операции «Цитадель» — летнего наступления вермахта под Курском и Орлом, задуманный в штабных кабинетах Берлина, только еще обретал зримые контуры.
Накануне предстоящей битвы противники пытались предугадать шаги друг друга и блефовали, как в банальной карточной игре, чтобы затем, когда придет время, пойти с козырей. В сложившейся ситуации пролить истинный свет на тайные замыслы армейских штабов могли только спецслужбы. Последние разведывательные сводки, касавшиеся действительных и мнимых планов гитлеровского наступления на Восточном фронте, лежали на столе у Сталина.