СМЕРШ. Без легенд и мифов
Шрифт:
Вскоре уверенность Махотина и следователя подтвердилась. Бывшие заключенные, находившиеся со Стариковым в лагере № 2, обратили внимание контрразведчиков на то, что в бараке он появился незадолго до прихода советских войск, мало распространялся о своем прошлом и близких связей ни с кем не поддерживал. Самые наблюдательные не преминули отметить, что староста «старался к Старикову не цепляться», а по вечерам его не раз видели у штабного барака. Кроме того, лагерное начальство почему-то благосклонно относилось к нему и не направляло на тяжелые работы.
За всем этим угадывался знакомый почерк финской разведки, направляемой опытной рукой абвера, которая, похоже, пыталась
Он перелопатил все списки преподавателей и курсантов, просмотрел донесения так называемой внутренней агентуры финской разведки, присматривавшей за будущими диверсантами, но фамилии Старикова в них так и не обнаружил. Казалось бы, в деле предателя можно было ставить последнюю точку, но что-то останавливало Махотина от того, чтобы отправить шпионское досье в архив, а самого предателя передать в военный трибунал. Но что именно? На этот вопрос он не мог дать ответа и, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, принялся перечитывать доносы финских агентов и рапорта их хозяев.
Время перевалило далеко за полночь. Глаза Махотина слипались от усталости и хронической бессонницы. Буквы сливались друг с другом и превращались в большущие кляксы. В какой-то момент его будто что-то кольнуло. Он встрепенулся, смахнул рукой с лица невидимую пелену и склонился над доносом финского агента «Сергей». Этот почерк, эти характерно выписанные «Н» и «К» Махотин уже где-то видел.
Все еще не веря в свою догадку, он бросился к сейфу, достал дело № 19950 на Старикова и принялся лихорадочно листать. Пальцы остановились на страницах с анкетой арестованного и автобиографией. И здесь Махотин с облегчением вздохнул. Они были написаны одним и тем же почерком, что и доносы финского агента «Сергея». Даже без графологической экспертизы становилось очевидным, что его догадка верна. Агент «Сергей» и изменник Стариков — одно и то же лицо. Теперь в руках Махотина находилась еще одна важная ниточка, которая позволяла начать раскручивать новый, теперь уже шпионский клубок, сплетенный предателем.
Он, опытный оперативник, не рассчитывал на быстрый успех, а тем более на откровенные признания Старикова. Об этом говорил весь предыдущий опыт общения с ним, когда каждое слово приходилось доставать из него буквально клещами. Предатель оказался тертым калачом. За его плечами были не только месяцы учебы в финской разведывательной школе, но и более суровые «университеты». Незадолго до войны Стариков провел два с лишним года в тюрьме Йошкар-Олы. Поэтому «расколоть» такой крепкий «орешек» можно было только каким-нибудь неожиданным и неординарным ходом. И Махотин его нашел.
Очередной допрос Старикова начался с обычных, рутинных вопросов. Он легко от них отбивался, и допрос вяло двигался к завершению. Подошло время подписывать протокол. Стариков подсел к столу, взял ручку, чтобы поставить роспись, и тут на глаза ему попался донос агента «Сергея». Выдержка изменила предателю. Кровь прихлынула к лицу и выдала его с головой. Он с ужасом смотрел то на серый клочок бумаги, навсегда похоронивший надежду выбраться из той мерзости, в которой существовал последние два года, то на Махотина. Контрразведчик воспользовался растерянностью Старикова и поспешил закрепить успех, достал чистый бланк протокола допроса и потребовал не вилять, а говорить правду.
И агент «Сергей» заговорил. Он наконец признал факт своего сотрудничества с финской
Оно мало отличалось от тех, которые финская разведка давала начинающим агентам, и заключалось в том, чтобы писать доносы на бойцов и командиров, сохранивших в плену верность воинской присяге и отказавшихся идти на сотрудничество с лагерной администрацией. И на этот раз Стариков сказал только часть правды, видимо, рассчитывая скрыться под личиной мелкого доносчика.
Но эта уловка его не спасла. К тому времени в распоряжение Управления контрразведки Смерш Карельского фронта попала другая часть архива петрозаводской разведшколы, и тогда многое из того тайного агента «Сергея» стало явным.
Не зря финская разведка так старательно прятала его под «крышу» лагерника. Он того «заслуживал». И не только своим прошлым сотрудничеством с ней. Финская разведка рассчитывала, что такой перспективный негодяй, каким оказался Стариков, будет весьма полезен и в будущем, но теперь уже в рядах Красной армии. Однако этого последнего задания агенту «Сергею» не суждено было выполнить. Под давлением неопровержимых доказательств он шаг за шагом признавался в совершенных преступлениях. На глазах контрразведчика виртуальный образ оборотня приобретал все более реальные очертания.
Нет, не угроза собственной жизни, как утверждал Стариков в своих предварительных показаниях, вынудила его дать Паацила подписку о сотрудничестве с финской разведкой, а банальное желание сытой жизни толкнуло на путь предательства. За месяц до встречи с Паацила, в июле 1942 г., он обратился к командованию лагеря с заявлением о своем желании «добровольно служить в немецкой армии». Оно было положительно рассмотрено, и уже в августе Стариков щеголял в новеньком мундире, хлебал не лагерную балладу, а ел от пуза в столовой с такими же, как и он, отщепенцами. Там его нашел и затем завербовал Паацила.
С учетом вновь открывшихся данных Махотин и старший следователь отдела контрразведки Смерш по Ивановскому гарнизону капитан Андрей Залунин принялись дальше распутывать запутанный шпионский клубок Старикова. Вскоре они выяснили, что агент «Сергей» являлся не просто рядовым доносчиком, а выполнял более важную задачу — вербовал из числа бывших красноармейцев кандидатов в шпионы и диверсанты. Вместе с Паацила он разъезжал по концентрационным лагерям военнопленных, втирался к ним в доверие, выискивал павших духом или таких, как он сам, перебежчиков, а затем где щедрым посулом, где угрозой склонял к сотрудничеству с финской разведкой. Только в одном паркинском лагере военнопленных в ноябре 1942 г. Стариков завербовал 22 человека, которых потом направили на учебу в петрозаводскую разведывательно-диверсионную школу.
Захваченные архивы финской разведки и показания других ее агентов, разоблаченных советской контрразведкой, уже не оставляли шансов Старикову вырваться из петли предательства, которая все туже затягивалась вокруг него. На допросах он еще продолжал изворачиваться и лгать, но Махонин с Залуниным не теряли терпения и настойчиво собирали доказательства совершенных им преступлений. А их на счету предателя оказалось предостаточно. Он не только склонил несколько десятков слабых духом военнопленных к сотрудничеству, но и успел еще изрядно нагадить в тылу советских войск.