Смерть берет тайм-аут
Шрифт:
— Вы можете назвать его имя? — спросила я.
Он с силой выдохнул воздух, усы всколыхнулись.
— Как вы думаете поступить с этой информацией?
— Просто хочу с ним побеседовать. Возможно, он сумеет вспомнить что-то важное. Я понимаю, что прошло много времени. Но вдруг?
— Хм.
— Я задам ему несколько вопросов. Это должно пролить свет на некоторые события.
— Вряд ли он сумеет вам помочь.
— Может и нет, прошло много времени. Но хотелось бы попробовать.
— Возможно, он занят. Вы знаете, что сейчас
Теперь, я, кажется, начинала понимать.
— Конечно. Конечно, время дорого. Я обязательно компенсирую ему затраты времени.
— Все другие посетители платят и за мое время тоже.
— Другие?
— Из газет.
Я не удивилась, что до меня здесь побывали журналисты. Я не знала, радоваться или печалиться, что газеты не сделали никаких существенных выводов из своих мексиканских расследований. С одной стороны, с меня снималась ответственность за соблюдение тайны Лили. С другой стороны, я надеялась найти что-то новое, что поможет ее оправдать. Если они не смогли ничего обнаружить, это резко сокращало мои шансы на успех.
Капитан смотрел на меня с вежливым ожиданием.
— Конечно, ваше время я тоже компенсирую, — я полезла за бумажником, но он остановил меня жестом и взглянул на свою коллегу. Она смотрела в сторону, делая вид, будто происходящее совершенно ее не интересует. Убедившись, что она ему не помешает, он произнес: — Сумма в сто долларов будет приемлемой в данном случае.
— Конечно, вполне подходящая цена, — сказала я, фальшиво улыбаясь, и протянула ему деньги.
Он также фальшиво улыбнулся в ответ.
— Человека, которого вы ищете, зовут Эдуардо Кордова. Я дам его адрес и предупрежу его о том, что вы просите аудиенции.
Просим аудиенции?
— Большое спасибо, — поблагодарила я. — Как вас зовут, сэр? На кого мне сослаться при визите к нему?
— Капитан Эдуардо Кордова.
— Нет, как зовут вас?
— Так и зовут. Человек, которого вы ищете, мой отец.
Глава 27
Эдуардо Кордова-старший, крупный мужчина с огромным животом, сидел в старом кресле в своем саду. Подтяжки на его брюках походили на веревки, которыми крепят воздушный шар к корзине. На голове у него красовалась грязная поношенная панама, а усы были точь-в-точь, как у сына, только седые и испачканные кофе, который он пил, когда мы подошли.
— Садитесь, друзья, — сказал он, указывая на два деревянных стула около бледно-розовой глиняной стены дома.
Мы перенесли стулья поближе к хозяину дома и сели. В дверях нас встретила очень полная молодая женщина в старом хлопковом платье и заляпанном переднике. Пока она вела нас через дом в сад, я обратила внимание на мебель в комнатах. Резное дерево. Когда мы расположились на стульях, женщина удалилась, но вскоре вернулась с большим стеклянным кувшином и налила каждому по стакану холодного лимонада. Мы поблагодарили ее, она
Мы жадно посмотрели на стаканы. В Сан-Мигеле не жарко, но воздух сухой и пыльный.
Кордова-старший, в отличие от сына, не говорил по-английски, поэтому мне пришлось вести беседу на испанском.
— Сэр, мы хотели бы знать все, что вы можете вспомнить о смерти американки Труди-Энн Натт.
Он кивнул, но ничего не ответил.
Я подождала минуту. Он вежливо улыбнулся, совсем как сын. Я достала из сумки бумажник и вытащила оттуда стодолларовую купюру, одну из тех, что мне выдали в банке перед отъездом из Лос-Анджелеса, и протянула ему. Он внимательно изучил купюру на свет, одобрительно кивнул и проговорил:
— Я скажу вам то, что сказал американским журналистам. Женщину убила ее дочь. Ужасный несчастный случай.
— Что это был за несчастный случай?
— Выстрел. Девочка выстрелила.
— Вы расследовали это дело? — спросила я.
Он хмыкнул, снял шляпу и стал ею обмахиваться.
— Вы можете припомнить, что увидели, когда вошли?
— Сеньор сидел во внутреннем дворе на камне. У него на коленях сидела маленькая девочка. Он рассказал нам, что произошло.
— В ее присутствии?
— Конечно. Она сидела у него на коленях, — он рассердился, что я его перебила. — Девочка обнимала сеньора за шею. Мы не могли увести ее оттуда, поэтому пришлось разговаривать с ней там. Я задавал вопросы, но она не отвечала. Отказывалась говорить. В течение всего разговора она не сказала ни слова. Вскоре после этого случая они отослали девочку домой в Штаты. Поэтому у нас больше не было возможности задавать ей вопросы.
— Сеньор отослал ее без вашего разрешения? — спросила я.
Он пожал плечами:
— Разрешение? Ему не требовалось разрешение. Девочка не была под арестом. В один прекрасный день она уехала, и на этом все закончилось.
Я спросила еще о том, как это выглядело, о положении тела, свидетелях. Но он больше ничего не помнил или не хотел вспоминать.
Наконец я поинтересовалась:
— Сеньор Кордова, как вы считаете, возможно ли, чтобы преступление совершил кто-то другой, а потом свалил все на ребенка?
— Нет, — жестко сказал он, и махнул рукой, словно отметая эту идею.
В общем и целом он не сказал мне ничего нового. Но одно ясно: настоящего расследования не проводили. День или два полиция опрашивала жильцов, а затем дело просто закрыли, расценив это как несчастный случай.
Когда мы уже собирались уходить, я задала Кордове последний вопрос: как звали мексиканку, работавшую в доме. Он выглядел сбитым с толку, поднял одну бровь, выпятил нижнюю губу и после долгого размышления произнес:
— Кажется, у них работала Хуана, дочь Филиппа Акоста. Если в доме и были другие слуги, то я этого не помню.