Смерть - дорогое удовольствие
Шрифт:
Связной собрал фотографии и экземпляр «Экспресс».
– У меня есть своя система, чтобы заснуть, – хмыкнул он. – Я читаю составленные мною отчеты.
– Следите за резидентами, неожиданно делающими выводы, – сказал я.
– Это не снотворное. – И добавил, вставая: – Самое важное я отложил напоследок.
– Разве? – спросил я и подумал о том, что может быть важнее Китайской Народной Республики, готовящейся к ядерной войне.
– Девушка была нашей.
– Какая девушка была чьей?
– Убитая девушка работала на нас, на наш отдел.
– Временно?
– Нет, постоянно,
– Бедный ребенок, – вздохнул я. – Она вытягивала информацию у Куан-тьена?
– Ее информация не шла через посольство. Они там ничего о ней не знают.
– Но вы знаете?
– Да.
– Вы ведете двойную игру.
– Как и вы.
– Не совсем. Я работаю на Лондон, и работа, которую я делаю для посольства, – обыкновенная любезность. Я могу от нее отказаться, если захочу. Чего хочет от меня Лондон в отношении этой девушки?
– У нее есть квартира на левом берегу. Надо просто просмотреть ее личные бумаги и вещи. Вы знаете, как такие дела делаются. Это общий план, – сказал он, протягивая мне бумагу, но, возможно, вы что-нибудь найдете. Вот ее ключи – у нашего департамента есть дубликаты на крайний случай: маленький – от почтового ящика, большие – от входной двери и от квартиры.
– Вы сумасшедший. Через тридцать минут после ее смерти полиция, вероятно, там все перерыла.
– Конечно, полицейские там были, дом у меня под наблюдением. Вот почему я немного подождал, прежде чем сказать вам. Лондон совершенно уверен, что никто – ни Люазо, ни Дэтт – не знает, что девушка работала на нас. Вероятно, они провели обычный обыск.
– Если девушка была постоянным сотрудником, она ничего не оставила на виду, – сказал я.
– Конечно, не должна бы оставить, но все же могут найтись одна-две маленькие вещицы, способные всех нас смутить…
Он оглядел мрачные обои моей комнаты и толкнул древнюю кровать. Та затрещала.
– Даже самые осторожные работники подвержены искушению иметь кое-что под рукой.
– Это противоречит инструкциям.
– Безопасность стоит выше инструкций, – возразил он.
Я пожал плечами, неохотно соглашаясь.
– Ну, вот и хорошо, – сказал он. – Теперь вы понимаете, почему они хотят, чтобы вы пошли. Идите и обследуйте все вокруг так, как будто это ваша комната и это вы только что были убиты. Вы могли бы найти кое-что там, где больше никто не нашел бы. Есть страховка примерно в тридцать тысяч новых франков, если вы найдете кого-нибудь, кому, по вашему мнению, следовало бы ее получить. – Он записал адрес на клочке бумаги и положил его на стол. – Я буду поддерживать с вами связь, – сказал связной. – Спасибо за кофе, он очень хороший.
– Если я начну подавать растворимый кофе, – улыбнулся я, – возможно, у меня будет чуточку меньше работы.
Глава 16
Погибшую девушку звали Анни Казинс. Ей было двадцать четыре года, и она жила в новом многоэтажном доме недалеко от бульвара Мишель, в тесной комнатке с низкими потолками. То, что агенты описали, как квартиру-студию, оказалось крошечной однокомнатной квартирой, ванная и туалет напоминали большие шкафы. Большая часть денег, отпущенных на строительство
Будь этот дом старым или хотя бы просто симпатичным, в нем, вероятно, могла бы сохраниться какая-то память об умершей девушке, но современная комната выглядела пустой и безжалостной. Я осмотрел замки и петли, ощупал матрац и плечики, скатал дешевый ковер и сунул нож между половиц. Ничего. Духи, белье, счета, поздравительная открытка из Ниццы, сборник снов, шесть экземпляров журнала «Она», развешенные лесенкой чулки, шесть средних по стоимости платьев, восемь с половиной пар обуви, хорошее английское шерстяное пальто, дорогой транзисторный радиоприемник, настроенный на волну «Французской музыки», банка кофе, банка сухого молока, сахарин, поломанная дамская сумочка с просыпанной в ней пудрой и разбитым зеркалом, новая кастрюля. Ничто не указывало на то, какой была погибшая, чего боялась, о чем мечтала или чего хотела.
Прозвенел звонок. В дверях стояла девушка. Судя по виду, ей могло быть лет двадцать пять, но трудно было сказать определенно. Большие города накладывают свой отпечаток на людей: глаза городских жителей скорее критически изучают, чем смотрят, они оценивают стоимость, состояние дел и пытаются отделить победителей от проигравших. Что и пыталась сделать эта девушка.
– Вы из полиции? – спросила она.
– Нет. А вы?
– Я Моник. Живу в соседней квартире под номером одиннадцать.
– Я кузен Анни, Пьер.
– У вас забавный акцент. Вы бельгиец? – Она хихикнула так, как будто быть бельгийцем – самое забавное из того, что может случиться с человеком на свете.
– Наполовину бельгиец, – дружелюбно солгал я.
– Я всегда могу это определить, я очень хорошо различаю акценты.
– Действительно. – Я изобразил восхищение. – Не многие люди догадываются, что я наполовину бельгиец.
– Какая из половин бельгийская?
– Передняя половина.
Она опять хихикнула:
– Я хотела спросить, у вас отец или мать были из бельгийцев?
– Мать. Отец был парижанином с велосипедом.
Она попыталась заглянуть в квартиру через мое плечо.
– Я бы пригласил вас на чашечку кофе, но не должен ничего трогать в квартире.
– Вы намекаете… Вы хотите, чтобы я пригласила вас на кофе?
– Черт меня побери, если не так. – Я осторожно закрыл дверь. – Я буду готов через пять минут.
Вернувшись назад, чтобы скрыть следы своих поисков, я бросил последний взгляд на тесную комнатку. Так когда-нибудь и я уйду из жизни, и кто-нибудь из нашего департамента придет убедиться в том, что я не оставил «одну-две вещицы, способных всех нас смутить». Прощай, Анни, я тебя не знал, но теперь знаю не хуже, чем как кто-нибудь знает меня. Ты не уйдешь на пенсию, чтобы жить в маленьком домике в Ницце, и не будешь получать ежемесячный чек от несуществующей страховой компании. Нет, ты станешь резидентом в аду, Анни, и твои боссы будут посылать тебе директивы с небес с указаниями сделать отчеты более ясными и уменьшить расходы.