Смерть - дорогое удовольствие
Шрифт:
Он был мертв. Трудно ранить человека из пистолета сорок пятого калибра: вы либо промажете, либо разнесете его на части.
В наследство умершие оставляют нам свои скульптурные изображения – в полный рост, которые лишь отдаленно напоминают живые оригиналы. Окровавленное тело Жана-Поля мало походило на него живого: тонкие губы сжаты, и только на подбородке был по-прежнему нелепо торчал кружок лейкопластыря.
Роберт был ошеломлен. Он в ужасе смотрел на свой пистолет. Я подошел к нему и отобрал оружие.
Я сказал:
– Вам должно быть стыдно.
Дэтт повторил
Неожиданно дверь отворилась, и в кухню вошли Гудзон и Куан. Прямо перед ними лежало тело Жана-Поля – смесь из крови и внутренностей.
Все молчали, ждали, пока заговорю я. Я вспомнил, что только я один держу оружие.
– Я забираю Куана и Гудзона и уезжаю, – сказал я.
Через открытую дверь в холл просматривалась часть библиотеки. Стол был задавлен научной документацией, фотографиями, картами, засохшими растениями с большими этикетками на них.
– О нет, вы этого не сделаете, – сказал Дэтт.
– Я должен вернуть Гудзона в целости и сохранности, потому что таковы условия сделки: Информацию, которую он сообщил Куану, нужно передать китайскому правительству, иначе не было смысла ее получать. Поэтому я обязан забрать и Куана тоже.
– Мне кажется, он прав, – поддержал Куан. – В том, что он говорит, есть смысл.
– Откуда вы знаете, в чем есть смысл? – спросил Дэтт. – Я организую ваше передвижение, а не этот дурак. Как мы можем ему доверять? Он признает, что старается это для американцев.
– В этом есть смысл, – повторил Куан. – Информация Гудзона подлинная, не сомневаюсь: она дополняет то, что я узнал из неполного комплекта документов, который вы передали мне на прошлой неделе. Если американцы хотят, чтобы я получил информацию, то они должны хотеть вернуть Гудзона домой.
– Разве вы не понимаете, что, вполне возможно, они хотят захватить вас, чтобы допросить? – сказал Дэтт.
– Чушь! – прервал его я. – Я мог бы организовать акцию в Париже в любой момент, не рискуя привозить Гудзона сюда, в эту тьмутаракань.
– Вероятно, они ждут внизу на дороге, – продолжал развивать свою мысль Дэтт. – Через пять минут вы можете быть мертвы и похоронены. Здесь глухомань, никто не услышит и не увидит, где вас закопают.
– Все же попробую воспользоваться представившимся шансом, – решил Куан. – Если он смог доставить Гудзона во Францию по фальшивым документам, то сможет аналогичным образом вывезти меня из этой страны.
Я следил за Гудзоном, опасаясь, как бы тот не сказал, что я ничего подобного не делал, но благоразумно кивнул, и Куан, похоже, успокоился.
– Идемте с нами, – пригласил Гудзон, и Куан согласился. Казалось, что из всех присутствующих в комнате только двое ученых испытывали взаимное доверие.
Мне не хотелось покидать Марию, но она только махнула рукой и сказала, что с ней будет все в порядке. Она не могла оторвать глаз от тела Жана-Поля.
– Накрой его, Роберт, – сказал Дэтт.
Роберт вынул скатерть и накрыл тело.
– Идем, – позвала меня Мария и заплакала.
Дэтт обнял ее и притянул к себе.
Гудзон и Куан собрали свои документы, и я, все еще размахивая пистолетом, сделал им знак выйти и последовал за ними.
Когда
– Там еще осталось poulet saute chasseur, [60] – объявила старуха.
– Да здравствует спорт, – сказал я.
Глава 31
Из гаража мы взяли фургончик – крошечный серый металлический фургончик, потому что дороги Франции полны таких фургончиков. Мотор оказался маломощным, и мне приходилось все время переключать скорости, а свет крошечных фар едва доставал до живых изгородей. Ночь была холодная, и я завидовал мрачным пассажирам больших теплых «мерседесов» и «ситроенов», которые с ревом проносились мимо, лишь слегка сигналя при обгоне.
60
Poulet saute chasseur – соте из курицы по охотничьи (фр.).
Казалось, Куан всем вполне доволен и полностью полагается на то, что я сумею вывезти его из Франции. Он откинулся назад на жесткое сиденье с прямой спинкой, сложил руки и закрыл глаза, как будто выполнял какой-то восточный ритуал. Время от времени он что-нибудь произносил. Обычно это была просьба дать сигарету.
Переезд через границу оказался немногим сложнее простой формальности. Мы могли гордиться работой своего парижского офиса: три хороших британских паспорта, хотя Гудзон был не слишком похож на свою фотографию, двадцать пять фунтов небольшими купюрами – бельгийскими и французскими – и несколько счетов и квитанций, соответствующих каждому паспорту. Когда мы прошли проверку документов, я испытал облегчение. Хотя при заключении сделки Люазо и гарантировал, что неприятностей не будет, но все же, когда мы миновали границу, я радостно вздохнул.
Гудзон, лежащий в глубине фургончика на груде старых одеял, вскоре начал храпеть. Куан заговорил:
– Мы остановимся в отеле, или вы собираетесь использовать одного из своих агентов, чтобы обеспечить мне укрытие?
– Это Бельгия, – объяснил я. – Пойти в отель – все равно что пойти в полицейский участок.
– Что будет с ним?
– С агентом? – Я колебался. – Его отправят на пенсию. Жаль, конечно, но именно его надо было использовать в последний раз.
– Из-за возраста?
– Да, – ответил я.
– А у вас есть в этом районе кто-нибудь получше?
– Вы же знаете, что мы не имеем права это обсуждать, – сказал я.
– У меня не профессиональный интерес, – пояснил Куан. – Я ученый. То, что британцы делают во Франции, не имеет ко мне отношения, но если мы подведем этого человека, я обязан обеспечить его работой.
– Вы ничем ему не обязаны, – ответил я. – Какого черта вы об этом думаете? Это его работа. Так же, как я сопровождаю вас потому, что это моя работа, а не одолжение вам. Вы никому ничем не обязаны, так что забудьте обо всем. Что до меня, так вы для меня просто пакет.