Смерть экзекутора
Шрифт:
— Нет, я хочу шить красивую одежду. Униформенные штаны и рубахи — гадость. Я посмотрела в энциклопедии — это просто. Сканируешь фигуру, делаешь проект с помощью интерактивной программы, получаешь выкройки. А шить тоже научусь.
— Да, это просто. Скреплять ткани можно разными способами.
— Кин, тут столько андроидов, ты же говорил, что у людей нельзя отнимать работу?
— Сейчас они нужны здесь. Полная роботизация у нас запрещена, кроме особо опасных или тяжелых работ. Ты права, именно чтобы не отбирать работу у людей. Но для нас в новых поселениях сделано исключение. Вот твой дом, — Кин обнял
— Почему Лена, а не Елена?
— Прости, я хотел, чтобы это был твой дом, а Елена уж очень не по-родному, — Кин поцеловал её в макушку. — И не смущайся, сегодня праздник, я не буду тебе мешать. Завтра у тебя выходной. Я позанимаюсь с твоим старичками в больнице. Гуляй, отдыхай, празднуй.
— Если я полюблю тебя?
— Ты можешь быть моей подружкой, но лучше тебе найти человека, пару. Пусть у тебя будет ребенок — это очень успокаивает и дает цель в жизни.
— А если я хочу ребенка от тебя? А если искусственно?
— Не сходи с ума! Этого не может быть и нельзя.
— Кому может помешать ребенок?
— Ажлисс не могут иметь детей, это разумное ограничение. Ажлисс — гаранты жизни всех людей, иначе бессмертные заполонят всё и жизнь остановится. Ты можешь стать моей подругой. Никаких опасностей в мире не осталось, ни голода, ни войн. Ребенку ничто не угрожает. Женщина не зависит от мужчины, государство обеспечивает всех. Но ребенка тебе дать я не могу. Я попросил андроидов занести и расставить громоздкие вещи. А когда заработает мебельная фабрика, то сможешь все обновить.
— Постепенно, — эхом ответила Лена.
— И загляни наверх в спальню, правильно ли там все стоит.
Кин ушел, а Лена прислонилась к двери и провела рукой по тепло-оранжевому покрытию стен: как интересно, словно шелк…
Никакой прихожей. Весь первый этаж одним залом. Налево подиум с кухонькой, направо в другом конце зала знакомые шкафы из московской квартиры обрамляли дверь. Всё еще с пакетами в руке, прошла по плиточному полу, открыла и посмотрела: пустая комната. Гостевая, наверное. Вздохнула. На улицу выходило одно огромное от пола до потолка окно, на террасу внутреннего дворика — второе. Стол со стульями и диван раздвинуты по сторонам к этим окнам, а перед ними громоздятся коробки и коробищи.
На кухне нашла шкафчик стазиса — он заменял здесь холодильник. Кин сказал, что стазис как бы останавливает время и поэтому все в шкафчике остается свежим. Положила туда хлеб и даже не удивилась, увидев внутри набор продуктов «первой помощи», как говорил Серёжа: бутылка молока, коробочка с маслом, коробочка с кусочком копченого мяса, пять яиц и снова пять, но то ли яблок, то ли груш. У неё будет маленький пир. А ещё можно будет принести что-нибудь с улицы. Кин обещал магазин, где будет продаваться и рыба из местной реки. Вот только приедут еще люди…
Думая о том, зачем ей одной целый дом, подошла к громаде коробок в зале. Нажала на замок и открыла. В пружинной пене оказалась посуда. Пена легко
Две комнаты выходили на балкон над внутренним еще пустым и голым двориком. Третья смотрела на улицу. В каждой была ванная с туалетом. На кровати её спальни, которая была полной копией московской квартиры, лежало длинное голубое платье с пышной юбкой и вышитым черным бисером лифом. На полу у самой юбки — ее выходные черные лодочки. Ткань платья была незнакомая, струилась и переливалась, и в то же время была мягкой, как бархат. Погладив платье, Лена просмотрела шкафы — все вещи лежали на привычных местах. Да, удивительно! Это копия её комнаты, только просторнее. Стены непривычно рыжие, а окно голое, без занавесок. Зимняя одежда и обувь сложена у стены.
Платье оказалось прямо как влитое. На кровати еще был конверт с тончайшим кружевным бельем и чулками. Вот, теперь она точно сказочная принцесса! А в голове совершенно самостоятельно мелькали остро кусающие слова: зачем тут мамина спальня, когда мама неизвестно где? Серёжа твердил, что комната для него — это излишество, он все равно часто в разъездах, и спал в большой комнате на диване. А тут для его спальни и мебели нет.
Во входную дверь постучались. Потом забликал огонёчек браслета.
— Вы Лена? — с экранчика комма улыбалось конопатое лицо киношного Иванушки-дурачка. Все было большое и распахнутое: сероголубые глаза, рот до ушей, лошадиные зубы, широкий картошкой нос. — Я — Стасик. Выходите, на праздник пойдем.
— Здравствуйте, — Лена открыла дверь.
— Ух ты! Прямо королева! — Стасик сложил руки и изобразил поклон. Его волнистая блондинистая шевелюра была утыкана множеством девчачьих заколок и пушистых резиночек с бабочками. — А, не обращайте внимания: племянницы разбирают вещи и я на радостях изображаю сказочного единорога. В нашем доме — вон тот зеленый с бело-розовыми громаднющими орхидеями — сейчас такой визг стоит, что я удрал. Моя сестра Светлана у вас в отделении была. Пошли танцевать? И вкуснятину лопать!
— А как вы узнали, что я тут?
— Йирт меня спасла от домашнего насилия, послала спасать вас. Давай на ты?
— Давай…
— Сигареты у тебя есть?
— Нет, я не курю. Это же вредно, вряд ли ажлисс будут сигареты делать. Откуда я бы их взяла?
Сказка продалжалась. Вещи успеет разобрать завтра. Или через декаду… Может, она пока поживет в больнице, не выгонит же ее Кин? Или выгонит? Завтра приедут новые поселенцы…
Общий ужин шумел до поздней ночи. На перелетавшей с улицы на улицу платформе играл маленький оркестр из трех гитаристов, синтезатора и даже барабанщика. Для всеобщей пользы музыкантов заранее освободили от стройки, и они сыгрались в некое подобие ансамбля. На платформу время от времени залезали энтузиасты, пели вместе со всеми знакомые всем песни, и практически профессионально пели.