Смерть Хаоса
Шрифт:
Рассвет встретил нас уже на дороге. По ту сторону Стурбала простиралась Великая пустыня.
– Здесь поля, – заметил я, – а на том берегу безлюдное запустение. Всего несколько кай, а какая разница!
– Да, так бывает, – буркнул Джастин, похоже, не настроенный вести разговоры.
А вот Дайала разговаривала частенько, только не с ним, а со своей лошадкой. Порой она спешивалась и шла рядом с животным.
Я погладил Гэрлока, гадая, не обменивается ли эта парочка мыслями и не довелось ли мне встрять в их молчаливую беседу?
Дорога за Фелсой, проложенная в ту пору, когда горняцкие подводы возили через Фелсу медь в Расор для погрузки на корабли, была широкой, но разбитой. Плиты потрескались и выщербились, поребрики обвалились. Я предоставил Гэрлоку возможность самому выбирать путь: у него это получалось лучше.
– Ухабистая дорога.
– Вот что происходит, как только искусственно привнесенный в природу порядок перестают поддерживать, – тут же откликнулся Джастин.
– У природы собственная гармония, – заметил я в ответ на очередную туманную сентенцию.
– Но природа, в отличие от людей, никогда не перестает ее поддерживать, – возразила Дайала, и пока я пытался осмыслить эту фразу, она с чуть ли не виноватой улыбкой продолжила: – В действительности все в природе представляет собой переплетение хаоса и гармонии, просто гармония лежит на поверхности, и результат выглядит гармоничным. Но как раз поэтому вмешательство человека зачастую влечет за собой ужасающие последствия.
– Потому что человек привносит избыток того или другого, а в итоге нарушает Равновесие?
– Да. На практике все сложнее, но принцип именно таков. Поэтому людям очень непросто жить в согласии с природой.
Это я понимал: большинство людей односторонне привержены тому или иному началу, а для природы они равноценны.
– А друидам это удается?
– Друидам удается, но не все рожденные в Наклосе становятся друидами. И не все друиды, – тут она с улыбкой, сделавшей ее еще более похожей на юную девушку, взглянула на Джастина, – рождаются в Наклосе.
– А что происходит с теми из ваших, кому не дано стать друидами? Их изгоняют, как на Отшельничьем?
– Некоторые уходят сами. Некоторые умирают.
– Есть особое испытание, – вставил Джастин. – Проходить его вроде бы никто не обязан, но оно весьма действенно разделяет пригодных и непригодных к жизни в Наклосе. Кое-кто предпочитает не сталкиваться с этим и уходит сразу. Другие пытаются пройти испытание и гибнут.
Я покачал головой. Выходит, друиды не лучше тех, кто заправляет на Отшельничьем.
– Ты огорчен? – спросила Дайала.
– Да.
По правде, так я был просто разозлен. Хотя и не вполне понимал, чем.
– Разве люди не имеют изъянов? – мягко осведомилась друида.
– Все имеют изъяны. Даже мифические ангелы.
Гэрлок заржал, давая мне знать, что хочет пить.
– Потерпи немножко, дружок, – сказал я, потрепав его по холке.
– А
– Не знаю.
Я и вправду не знал: получалось, что против таких людей нужно или применять насилие, или смиряться с насилием, совершаемым ими самими. Однако высылка или убийство не в наказание, а для предотвращения нежелательных деяний отнюдь не казались мне проявлением справедливости.
– Позволь объяснить получше, – сказала она. – Испытание в Наклосе существует для того чтобы помочь человеку прийти к пониманию Равновесия и единению с ним. Ты и сам прошел его, сам того не подозревая. Некоторые люди умирают, поскольку оказываются неспособными понять или принять Равновесие. Другие страшатся испытания, и мы разрешаем им уйти или поселиться в Запустении.
– Вы изгоняете их из Наклоса?
– Нет. Многие уезжают, но не потому, что их выселяют. С нашей точки зрения им было бы лучше остаться: и для их безопасности, и для безопасности других. Но они зачастую в силу своей ущербности предпочитают идти на риск.
Она пожала плечами и, соскользнув с лошади, пошла рядом. Ступала друида быстро и без видимых усилий.
Я уже понял, что в ее рассуждениях вызывало у меня неприятие. Похоже, с точки зрения друидов человек ничего не значил: значение имело только сообщество. Так же как на Отшельничьем: ты принимаешь общие правила или убираешься восвояси.
– А как быть с теми, кто не опасен, а просто не похож на вас?
Дайала усмехнулась:
– У нас много людей, не похожих на других. Мой отец – кузнец, а ты должен понимать, что друидам это ремесло чуждо. Но он до сих пор живет в Великом лесу: Джастин с ним знаком.
– Он хороший кузнец, умелый, – произнес Джастин с таким видом, будто мысли его витали где-то далеко.
– Но если вы готовы принять различия, то почему?
– Почему кто-то отправляется в изгнание, а кто-то на смерть? Это как раз касается прежде всего тех, кто различий не принимает.
Я задумался: не в этом ли ключ? Отшельничий не принимает различий, а вот Наклос принял Джастина, хотя друид из него, несомненно, более чем своеобразный.
– Почему ты сражаешься за самодержицу?
– Наверное, потому, что Кифрос меня принял.
Дайала пожала плечами, словно лучшего ответа и не ждала.
Да его у меня и не было. Все возможные ответы казались неверными. Нельзя отвергать людей за то, что они не соответствуют чьим-то представлениям о норме, но нельзя и принудить общество принимать тех, кто несет угрозу его устоям. Я покачал головой.
– Дайала, ты, похоже, вконец смутила паренька, – с теплотой в голосе обратился к ней Джастин.
– Мне и тебя доводилось смутить. Но ненадолго.
– Э, да я и по сю пору пребываю в смущении. А ему придется помучиться, пытаясь примириться с той мыслью, что нет таких ответов, которые не вредили бы людям, зачастую невинным.