Смерть и прочие неприятности. Орus 1
Шрифт:
Может, у венценосного сноба и правда было тяжёлое детство (как это водится у злодеев), и его ледяное сердце просто нужно было растопить любовью и лаской — но Ева работать эмоциональным кочегаром категорически отказывалась.
— Конечно, Эльен. Я потерплю, — соврала она, прежде чем устремиться прямиком в свою спальню: навстречу приличной одежде и сборам перед дорогой.
В шкафу обнаружились несколько вариантов облачения, включая платье с пышной фатиновой юбкой, но Ева выбрала самый практичный: длинные обтягивающие штаны, замшевые полусапожки, перепоясанная на талии рубашка — такая же, какую носил некромант, но с большим количеством рюш и кокетливыми кружевными вставками
Потом провела ладонью по карбоновому футляру, грустившему у шкафа.
Дома, когда ей хотелось на кого-нибудь наорать или побить посуду, Ева всегда выбегала на улицу, чтобы побродить час-другой на свежем воздухе и остыть. Даже если дело было в районе полуночи. Домашние к этому уже привыкли — только требовали, чтобы на время брожений она прихватывала с собой мобильник, а район у них был тихий. Подобные состояния накатывали на неё очень редко, но всё же накатывали; и Еве было немножко стыдно от того, что в приступах гнева она ничего не могла с собой поделать, но эмоциональная артистическая натура есть эмоциональная артистическая натура. Однокурсники-пианисты, когда у них что-то не получалось, порой лупили по клавишам кулаком или избивали фортепиано ногами. Ева скорее отпилила бы себе палец, чем ударила Дерозе, и к занятиям подходила совсем по-другому, но в общем и целом подобное состояние было ей знакомо. Вот и сейчас — ей просто отчаянно хотелось выбраться из этого треклятого замка, и остудить клокотавшую в ней ярость мог только побег.
Последние приветы завершающегося подросткового периода, будь он неладен…
Нет, сбежать насовсем у неё не получится. При всём желании. Не сейчас. Слишком много «но», слишком много препятствующих обстоятельств, слишком сильна зависимость от некроманта. Теперь-то она понимала, как наивно было в прошлый раз брать с собой Дерозе и даже предполагать возможность успеха. Так что это выйдет скорее длительная прогулка, призванная прояснить обстановку и наглядно продемонстрировать кое-что мальчику, который в детстве всё-таки явно не наигрался в куклы.
Вытерев ладони о длинные полы рубашки — обыденным, давно вошедшим в привычку движением — Ева села на кровать.
Призвала смычок.
Надо сказать, после сна и ванны она действительно чувствовала себя намного лучше — насколько это возможно, будучи мёртвой и очень, очень злой. В голове прояснилось, информация утрамбовалась, мысли разложились по невидимым полочкам. И на свежую голову она уже не была настолько уверена в том, что у неё всё получится. Недосып рождает забавное состояние, открывающее сознание для идей, которые могут в равной степени оказаться бредовыми и гениальными. Или и то другое разом.
Одну из этих идей она и собиралась сейчас проверить.
Прикрыв глаза, Ева вскинула левую руку: туда, где привыкла ощущать гриф.
Использовать смычок как хлыст? Ха. Может, у некроманта фантазии хватило только на это, но Ева всё же была музыкантом, как-никак. И прекрасно понимала, что действительно должен делать смычок.
Пятью минутами позже она открыла дверь, и коридор огласило её робкое, просящее «Эльен!».
Ещё пятью минутами позже Ева — с замшевой сумкой через плечо, в плаще с капюшоном, под который она заправила волосы, довольно мурлыкавшая себе под нос — беспрепятственно спустилась по лестнице: чтобы притормозить, когда перед массивными дверьми во двор ноги вдруг отказались переступать через порог, а в голове эхом зазвенели
А ещё пятью минутами позже Ева уже подходила к воротам, которые так и не преодолела позавчера — и, на мотив битловских «Here comes the sun» напевая «Я Мэри Сью, ту-ду-ду-ду», с трудом подняла тяжёлый засов.
Надо же. Обе бредовые идеи всё же оказались не совсем бредовыми. Остаётся только надеяться, что Эльен не очнётся от наваждения в самый неподходящий момент… и что он действительно сделает всё, что ему велела Ева.
Двумя руками кое-как приоткрыв обитую медью дверь, она ещё чуточку поборолась с собственными ногами, порывавшимися бегом рвануть обратно в замок. Когда твердимая про себя мантра успешно отбила у них это желание, ступила на мост: тот широкой каменной лентой бежал между шепчущей рекой и холодным глубоким небом, по случаю её прогулки улыбавшемуся солнечной синью и барашками облаков. Мох, зеленивший низкий каменный парапет по обе стороны моста, переползал на ровную мелкую брусчатку, на том берегу обращавшуюся дорогой через неприветливый лес.
Туда Ева и направилась. Тщательно прикрыв за собой врезанную в ворота дверь, ехидно оглянувшись на оставшийся позади замок, вздымавший ввысь треугольные крыши многочисленных пристроек и башен.
Поднявшееся настроение не портили даже муки совести от мысли, что она поступила с милым призраком почти так же, как Герберт — с ней.
Нет, венценосного сноба определённо надо проучить. Даже Франкенштейн не заслуживал от своего создателя того отношения, которое он в итоге получил. Она — тем более. И Герберт ей не создатель. Пусть Ева отдавала себе полный отчёт в том, что ею движут эмоции, и этот побег обязательно закончится возвращением в замок — не обязательно добровольным — отрицательный результат, как и в прошлый раз, тоже будет результатом. А в первую очередь ей хотелось преподать слащавому нарциссу один простой урок.
Тот, что всякое действие рождает противодействие.
Ну, может, ещё второй: что у неё, в отличие от его скелетов, душа и мозг несколько более присутствующие.
Накинув капюшон и поправив ремень сумки, перекинутой через плечо, Ева решительно двинулась по направлению к лесу, покачивавшему голые ветви на холодном ветру наступающей зимы.
Интересно, и чем нарцисс сейчас занят?..
— Мы выступим на Риджию, — поднеся к губам чашку из фарфора столь тонкого, что он напоминал лепесток лилии, произнесла королева. — Сразу после дня Жнеца Милосердного.
Присутствующие за длинным столом воззрились на неё. Все, кроме Гербеуэрта, бесстрастно смотревшего прямо перед собой: сложив руки на коленях, даже не притронувшись к прозрачному лазурному напитку, подрагивавшему в чашках, источая ароматный травянистый дымок.
Впрочем, помимо них с королевой за столом присутствовали всего двое. Её Величество Айрес любила попить фейр в узком семейном кругу — несмотря на то, что ей было прекрасно известно, какие чувства питали друг к другу все представители королевской семьи.
Вернее, особенно потому, что ей было прекрасно известно, какие чувства питали друг к другу все представители королевской семьи.
— Дорогая сестра, — сказал лиэр Кейлус, кузен и ровесник королевы, — ни в коем случае не хочу подвергать сомнению твой блестящий ум и превосходное политическое чутьё, но ты уверена в успехе этой затеи?
— Это безумие, — сказал лиэр Миракл, кузен и ровесник Гербеуэрта. — Риджия — кадавр с бочкой пороха, которого лучше не трогать. Сейчас, когда эльфы и люди примирились с дроу, тем более.