Смерть императору!

Скэрроу Саймон

– Я уверен, что она так и сделает. Ты хочешь, чтобы я потом присоединился к вам в зале?

– Нет. Сомневаюсь, что будут какие-то сюрпризы.

Когда шпион удалился, Макрон повернулся к Дециану и его потрепанной колонне из писарей и телохранителей.

– Следуйте за мной.

Зал наполнился звуками людей Дециана, которые нашли место для своего снаряжения и занялись разжиганием нескольких жаровен, чтобы согреться и начать сушить одежду. Макрон был рад видеть, как дрожит прокуратор, сбрасывая промокший плащ в руки одного из своих телохранителей.

– Мы можем поговорить наедине?

Макрон кивнул в сторону двери таблиния старшего

магистрата.

– Там.

Дециан открыл дверь и оглядел маленькую комнату.

– Что ж, вполне сгодится.
–  Он кивнул в сторону жаровни в углу с небольшим запасом растопки и поленьев, отставленных в сторону.
–  Лучше бы ее поскорее разожгли, центурион. Я продрог до костей.

Макрон отказался от идеи дальше дразнить своего непосредственного командира поневоле. Он подошел к двери и позвал ближайшего из писцов прокуратора.

– Ты. Сюда. Разожги огонь для прокуратора.
–  Он отошел в сторону, когда человек, чья мокрая туника облепила его, принялся за работу.

Как только писарь вышел из комнаты, Дециан встал перед жаровней, пламя осветило его лицо и протянутые руки мягким кроваво-красным оттенком. Макрон рассматривал куполообразную голову и пристальные глаза прокуратора с отвращением, вспоминая тот день, когда Дециан бросил Макрона и отряд ветеранов, оставив их наедине в отчаянной ситуации против многочисленных разъяренных бриттов и посреди разгоравшегося сражения, причем, спровоцированного им. «Да, на руках Дециана была кровь», - Макрон с горечью размышлял и проклял приказы наместника подчиняться этому человеку.

– Ты знаешь, почему я здесь, не так ли?
– Дециан взглянул на него.

– Я могу предположить.

– Пришло время нанести визит нашим друзьям-иценам и поджарить чьи-нибудь пятки на огне, чтобы убедиться, что они заплатят остальную часть дани.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет. Будем надеяться, что им удалось найти сумму, которую они должны, и тогда не будет нужды в неприятностях.
– Макрон подошел ближе.
– Я не забыл ту проблему, которую ты вызвал в прошлый раз, когда ты вылез из-за стола в Лондиниуме.

– Все еще считаешь меня ответственным за вашу маленькую стычку?

– Хорошие люди погибли из-за тебя. Это никогда не будет забыто или прощено, пока я или кто-либо другой из вовлеченных ветеранов, все еще живы.

– Очень плохо, центурион. Иногда случаются ошибки, и это печально. Но мы оба должны выполнять работу, которую наместник поручил нам сейчас. Я рассчитываю на твои способности и твое послушание в ближайшие дни. Будет лучше, если ты не подведешь меня.

– Я сделаю то, что должен.

– Вот именно.
– Дециан сурово посмотрел на него.
– И, если ты дашь мне хоть малейший повод для неудовлетворенности, ты можешь быть уверен, что это будет включено в отчет, который я подам пропретору и в Императорский дворец.

–  Я представлю свою собственную версию, если потребуется, - ответил Макрон.
– Как я уже сказал, будем надеяться, что ицены заплатят все, что причитается, и ты сможешь спокойно поехать своей дорогой.

Дециан рассмеялся.

– Ты серьезно думаешь, что они смогут наскрести сумму, которую они были должны?

– Это будет трудно, - признал Макрон.
– А если не смогут, то что тогда?

– Тогда нам придется исполнить волю покойного царя Прасутага и захватить то, что нам причитается. В таком случае мне понадобятся некоторые мускулы, чтобы поддержать мои требования. Вот где ты и твои ветераны пригодитесь. У

меня уже есть пятьдесят ауксиллариев из гарнизона Лондиниума. Мне нужен ты и еще сотня твоих ветеранов, чтобы убедиться, что у иценов не возникнет глупых идей оспаривания каких-либо претензий в отношении их собственности. Демонстрация силы заставит этих варваров усмириться и убедиться, что это не должно стать проблемой для кого-либо из всех нас.

– Сотня? Мы идем туда, чтобы получить оплату по счетам, а не вторгаться в долбанное место.

– Я приказываю тебе предоставить сотню твоих ветеранов. Так что устрой все как следует!

– Есть другие требования?

– Если я что-нибудь надумаю, я дам тебе знать.

– А как скоро мы тебе будем нужны?

Дециан холодно улыбнулся.
– Завтра утром будет прекрасно. Лучше бы мы покончили с этим делом как можно скорее, а?

ГЛАВА XV

Колонна пересекла границу территории ордовиков в последний день марта. Солнце уже вышло и ярко сияло с безоблачного неба. Несколько конных патрулей Восьмой Иллирийской когорты шли впереди, осматривая местность и высматривая признаки врага. Позади за ними маршировала остальная часть нового подразделения Катона, оставшиеся всадники шли во главе колонны, за которыми следовала пехота и скромный обоз, состоящий из нагруженных мулов и небольших повозок c палатками, кормом и провизией. В сотне шагов позади когорты шла первая из легионерских когорт, тяжелая пехота, отягощенная доспехами и оружием, в то время как их широкие и длинные прямоугольные щиты, а также остатки снаряжения свисали с фурок, закрепленных на их плечах.

Спустя много месяцев на зимних квартирах, готовившиеся к походу, люди почувствовали облегчение, что им больше не нужно сидеть взаперти в лагере и волноваться о перспективе боев и добычи, которую они могли захватить. Они были в приподнятом настроении, когда шли маршем по дороге, ведущей из Вирокониума сквозь холмы.

Катон вспомнил свои первые дни в армии, ту радость от ношения военной формы и нагруженности снаряжением, когда он шел вместе со своими товарищами, стремясь применить свою подготовку на практике в первом же испытании. Ничто тогда не казалось невозможным, а мысли о старости, и перспективе смерти, или того хуже, калечащей травме, были далеки от его текущих забот и радостного предвкушения. Память о времени, которое он никогда не сможет вернуть, соблазняла и насмехалась над ним, и он заставил себя вернуться к настороженному, расчетливому способу мышления, который у него выработан не хуже обычной привычки. Более чем пятнадцатилетний опыт подсказывал ему, что приподнятое настроение парней, отправлявшихся на войну, долго не продержится против жестоких реалий изнурительных переходов, неудобства разбития лагеря под открытым небом, неизбежного сокращения пайков и, как только начнутся бои, потери бовых товарищей, отношения с которыми порой расценивались куда ближе, чем с родными братьями.

Откуда-то в рядах передовой части легионеров, идущих за ними, раздался голос, начавший петь популярную маршевую песню, и через несколько мгновений его непосредственные товарищи присоединились до того, как пение распространилось на остальную колонну. Слова и шум, прибитые подбитыми гвоздями калигами к каменистой дороге, эхом отдавались от каменистых же склонов холмов по обеим сторонам.

Катон повернулся в седле, чтобы оглянуться назад с хитрой улыбкой, когда он заговорил с Галерием, который маршировал рядом с ним.