Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
— Кушайте на здоровье, гражданин.
Суффлар нагнулся. Вино полилось ему прямо в рот. Уверившись в содержании бочонка, он думал теперь только о том, как бы полакомиться. Отпив порядочное количество, он уступил своё место Лимоэлану и Карбону. Сан-Режан отказался от своей доли и вернулся в гостиницу, чтобы захватить оттуда ружейный ствол, при помощи которого он должен был взорвать бочонок. Ствол этот он спрятал в прорезанный карман панталон. Пожав руку хозяину и обменявшись с ним несколькими словами, он вышел на улицу.
Карбон и Лимоэлан дружески болтали
«Если б Немулэн не был вчера убит мною, — подумал Сан-Режан, — и если б он был здесь вместо этого дурака, мы попались бы все трое. Но, слава Богу, мы отделались от этого Немулэна».
Он ударил по плечу Лимоэлана и сказал:
— Ну, заделали опять бочонок? Отлично. Ну, теперь едем к Бастилии.
— А, вы направляетесь к Бастилии? — спросил Суффлар.
— Да, к одному мебельному торговцу из Сант-Антуанского предместья. Ну, ребята, едем.
Он ударил хлыстом по тощей лошадёнке, и повозка, на которой восседал Карбон, тронулась по направлению к Бастилии. Сан-Режан и Лимоэлан шли рядом с ней. Суффлар посмотрел ей вслед довольно равнодушно и опять принялся следить за гостиницей «Красный Лев». В конце улицы Сухого Дерева повозка вместо того, чтобы свернуть налево, направилась к Пале-Роялю. Вечер был тёмный, а фонари светили плохо, и полицейский агент не заметил ничего.
Между тем первый консул, проработав целый день с Камбасаресом, принял на четверть часа архитектора Висконти.
За час до обеда опять явились Жозефина и Гортензия осведомиться относительно его намерений. Он принял их очень добродушно:
— Итак, вы едете на представление? Приходится подчиниться вашему желанию. Женщинами гораздо труднее управлять, чем мужчинами. Прикажите приготовить парадные кареты. Я поеду с Ланном и Бессьером, которых я пригласил сегодня вечером к себе. Они будут в восторге.
Таким образом, настойчивые просьбы домашних Бонапарта обеспечивали успех покушения, подготовленного роялистами. В тот самый момент, когда первый консул окончательно решил ехать в театр, повозка Сан-Режана въезжала на улицу Сан-Никез. Тут каждый закоулок был уже тщательно изучен его сообщниками, и успех казался обеспеченным. Путь от Тюильри до оперы шёл от площади Каруселей через улицы Сан-Никез, Шартр и де ла Луа. На углу улицы Шартр находился небольшой ресторан, в котором было удобно скрыть повозку. Здесь Сан-Режан, по знаку Лимоэлана, стоявшего на углу улицы Сан-Никез со стороны площади Каруселей, имел возможность приготовить свой снаряд как раз в тот момент, когда карета первого консула въезжала на улицу Шартр.
Казалось невозможным, чтобы на таком близком расстоянии карета, лошади и конвой не были разнесены вдребезги силою взрыва. Сан-Режан сам жертвовал жизнью. У него оставалась только одна очень слабая, почти несбыточная надежда уцелеть от взрыва: в десяти шагах от повозки находилась в нижнем этаже какая-то лавка, что-то вроде подвала. Если Сан-Режан одним прыжком очутится около этой лавки и влетит в открытую дверь, то, может быть, он и избегнет смерти. И Сан-Режан точно взвесил этот единственный шанс.
Он сообщил Лимоэлану свой план. Было уже семь часов. На улицах почти никого не было. В этот тёмный и холодный декабрьский вечер жители Парижа рано забрались к себе и грелись у огня, в ожидании ужина.
Лимоэлан, соблюдая предосторожность, встал на углу улицы Сан-Никез. Карбон наблюдал за площадью Каруселей. Сан-Режан остановил свою повозку на углу улицы Шартр, покрыл белую лошадь пустым мешком и пропустил ружейный ствол в бочонок с порохом. Чтобы произвести взрыв, ему нужно было только спустить курок. С полным хладнокровием он сел на тумбу и стал ждать. Он слышал, как в лавке сзади него пел какой-то ребёнок.
Было уже четверть девятого, когда вдруг послышался топот лошадей. По улице Сан-Никез промчался рысью, направляясь к Тюильри, взвод кавалерии. На шум вышло из дома несколько человек. Певший песенку ребёнок, оказавшийся дочкой лавочника, также появился, остановился около повозки, осматривая с любопытством белую лошадь. Но её позвали, и она опять скрылась в лавке.
Прошло ещё с четверть часа. Несколько прохожих остановились у повозки. Один из них спросил Сан-Режана:
— Едет первый консул? Это его конвой проехал здесь несколько минут тому назад? В газетах было напечатано сегодня утром, что он поедет в оперу.
— Не знаю, — отвечал Сан-Режан, который готов был отдать всё на свете, лишь бы улица была пуста.
— Отсюда будет хорошо видно, как он поедет.
— На площади Каруселей будет ещё виднее.
— Вы правы, гражданин. Ну, идём на площадь Каруселей.
Сан-Режан вздохнул с облегчением. Но оставалось ещё несколько любопытных и маленькая девочка, которая снова вышла из лавки. Став около морды лошади, она тихонько ласкала её.
— Уходи отсюда, — сказал ей Сан-Режан. — Не трогай лошадь, она кусается.
— Неправда, она меня лизнула, — смеясь отвечала девочка.
— Всё равно, уходи. Тебе тут не место.
— А вам разве место? — возразил ребёнок.
В это время послышался стук колёс, и Лимоэлан махнул рукою, давая знать, как было условлено, что кортеж двинулся в путь.
— Да уйдёшь ли ты отсюда? — яростно вскричал Сан-Режан, желая отогнать девочку, но та, как будто испугавшись его свирепого вида, не трогалась с места. Он подбежал к ней и хотел её отбросить, но девочка вырвалась у него и стала кричать: «Мама! Мама!»
На улице Шартр уже показались два всадника консульского конвоя, ехавшие впереди кареты.
«Ну, если тебе хочется умереть, так умирай!» — сказал про себя Сан-Режан.
Карета приближалась довольно быстро. Сан-Режан нажал на спуск курка и быстро отскочил в сторону. От страшного взрыва дрогнула вся окрестность. Стёкла посыпались на мостовую из всех окон. В дыму и пламени с жалобными криками барахталось на земле человек двадцать прохожих. Около кареты лежали под лошадьми два конвойца. От повозки, белой лошади и маленькой девочки остались только бесформенные куски.