Смерть куртизанки
Шрифт:
Римский сад, которым занимались специалисты топиарии [94] , умевшие придавать кустам самые необычные формы, больше всего удивлял игрой цветовых оттенков листвы главным образом вечнозелёных растений — лавра, самшита и т. д.
В их тени сажали язвенник обыкновенный, папоротник адиантум, служивший замечательным украшением влажных, искусственных гротов, высеченных в мягкой пемзе, которыми принято было украшать загородные виллы.
Самыми распространёнными деревьями были сосны, кипарисы и платаны, а также фруктовые, радовавшие ярким цветением, —
94
Topiaria (лат.) — садоводческое искусство.
Едва ли не обязательным элементом римского сада была вода, вытекавшая из мраморных фонтанов и красивых ниш с разноцветной мозаикой.
Вдоль лужаек вода текла по искусственным коллекторам, которым зачастую давали пышные названия: «Еврип», «Каноп» или даже «Нил». Хорошо сохранившиеся остатки такого канала сегодня можно видеть в Помпеях.
В римском саду непременно должны были обитать животные и особенно пернатые. Известно, что наиболее распространённой декоративной птицей был павлин, но на фресках мы видим также голубей, чёрных дроздов, воробьёв, иногда ибисов и цапель.
Предназначенные в пишу или редкие птицы, которые плохо выживали на воле, содержались в гигантских вольерах, где нередко протекал ручей, создавая птицам иллюзию свободы.
Самые изысканные римляне, например Лукулл на своей вилле Тускуле, устанавливали триклинии и накрывали стол для гостей прямо в вольере, чтобы они наслаждались любимым лакомством в обществе той же самой дичи, какую им подавали на блюде.
Птицей, ещё не получившей большого распространения, но уже хорошо известной в Риме, был попугай. Император Август охотно вознаграждал попугаев за приветствие несколькими монетами. Но когда стало широко известно о пристрастии принцепса к говорящим пернатым, попрошаек с попугаями стало слишком много, и император перестал раздавать обычные подачки, пока как-то раз одна особо талантливая птица не ответила ему: «Я работала даром!», заставив хитрого господина отдать ей более чем заслуженный обол.
Наука и техника в Древнем мире были развиты гораздо больше, чем принято думать.
Многие до сих пор удивляются, когда узнают, что астроном Аристарх Самосский создал гелиоцентрическую картину мира на восемнадцать столетий раньше Коперника.
Или же когда выясняют, что в то же самое время Эрастофен Киренский сумел точно вычислить диаметр Земли, тогда как ещё во времена Колумба истинные её размеры не были известны — люди думали, что она гораздо меньше, чем на самом деле.
Что уж говорить о первой паровой машине, которую сконструировал Эрон в Александрии на два тысячелетия раньше уважаемого англичанина Джеймса Уатта?
А также:
— механизмы Архимеда, в числе которых плавающая крепость и загадочные зажигательные зеркала, способные, фокусируя солнечный свет, поджечь вражеские корабли;
— астрономические часы для вычисления фаз Луны, планет и любой даты, найденные у острова Антикитира;
— движущиеся куклы и механические автоматы александрийских инженеров;
— гидравлические мельницы
— водяные часы, что имелись в каждом римском доме;
— военные машины неслыханной мощи;
— суда, приводимые в движение лопастями;
— лифты, поднимавшие животных из подземелья на арену;
— полы, обогреваемые тёплым воздухом;
— многокилометровые акведуки, доставлявшие воду даже туда, где сейчас пустыня;
— легчайшие мосты и туннели, прорезавшие горы с точностью, какой и сегодня можно позавидовать.
Вспоминая обо всех этих чудесах, кто-то, возможно, задумается, почему же в таком случае промышленная революция не произошла в первые годы нашей эры, в момент наивысшего развития эллинской науки, римской техники и огромного общего рынка, политически и культурно однородного?
Изобилие дешёвой рабочей силы, слабое развитие металлургии и представление о физическом труде как о деле, недостойном свободного человека, считаются обычно главными причинами несостоявшейся греко-романской промышленной революции.
История между тем не имеет сослагательного наклонения, так что рассуждения на эту тему — не более чем праздные спекуляции.
На самом деле сказочные машины древних инженеров редко применялись в производстве и почти никогда в сельском хозяйстве, где и позднее, в менее бурные периоды истории использовались лишь примитивные инструменты, а производительность труда была ничтожной.
Рим и Китай, две великие империи древности, хоть и не имели никаких прямых связей в течение многих веков, конечно же, знали о существовании друг друга.
Когда во времена Клавдия открылась возможность отправиться морем под благоприятными муссонами в Индию, римляне быстро познакомились с восточными товарами и весьма полюбили их.
Самые богатые и самые изысканные представители правящего класса Рима очень скоро сделались главными покупателями предметов роскоши, таких как драгоценные геммы, редкостные ткани и специи, и среди них прежде всего красный перец, который широко использовали и при изготовлении сладостей.
Среди всех этих новых сокровищ, прибывавших с Востока, был и китайский шёлк. Он особенно восхищал римлян и способствовал расцвету торговли между двумя империями через посредников — индийских, арабских и других купцов.
Но для китайцев с их стремлением жить в своём замкнутом мире ничто из производимого за пределами Поднебесной империи не представляло никакого интереса. Их концепция международного обмена строилась на одном-единственном принципе: как можно меньше покупать и как можно больше продавать, заставляя платить золотом.
Так что торговый баланс римлян, жаждавших шёлка — технология его производства оставалась строжайшей тайной, — начал уходить в дефицит, что со временем привело к другим неприятностям.
Китайцы между тем, почувствовав, что можно хорошо заработать, попытались напрямую договориться с Римом, без посредников: в 97 году Кань Янг, посол Сына Неба, отправился в Рим с намерением установить прямые торговые связи.
Однако Кань Янг доехал только до Антиохии. Дело в том, что хитрые купцы, опасаясь потерять свои серьёзные заработки, убедили его остановиться здесь, уверив, что до Рима ещё очень далеко и предстоит преодолеть огромное водное пространство.