Смерть - лучший учитель
Шрифт:
Пожалуй, и вся история. Я в Академии уже полтысячелетия. И это мое место.
Натаниэль замолчал и снова выпил вина, задумчиво глядя в костер. Мертвый лес молчал, притихший и скорбный. Все на поляне тоже примолкли, задумчивые и потрясенные.
— Еще будут три ночи, — немного хриплым, непослушным голосом произнес учитель. — Мы обязательно послушаем другие истории, а пока — пора спать. Скоро рассвет.
Он встал и выставил предупреждающие заклинания по периметру, чтобы все могли уснуть и не пришлось оставлять дозорных. Затем пожелал спокойной ночи и ушел в нашу палатку. Я кивнула
Эльф лежал поверх нерасстеленного спального мешка, скрестив руки на груди и молчал. Его взгляд был направлен в сплетение ветвей и лиан, но словно проходил мимо и устремлялся куда-то очень далеко. Я легла рядом, накрыла нас обоих теплым одеялом, обняла его покрепче и поцеловала в висок. Больше я ничем не могла ему помочь. Да и никто бы не смог. Нет объекта для мести, а значит — успокоения тоже не дано найти. Разве что когда-нибудь он просто начнет жить с чистого листа.
Вокруг шелестел листвой древний лес, осиротевший и потерявший своих защитников. Пахло дымом костра и травами от моего любимого. Я просто лежала рядом, гладила его, едва ощутимо — по плечам и руке. Что-то шептала, словно пыталась заговорить его боль. Вскоре он уснул, то ли от звука моего голоса, то ли от усталости.
Я почувствовала укол совести, а во рту снова появился горьковатый вкус сожаления. От меня так мало толка… а то, что я могла сделать верно — я запорола. Сама, совершив чудовищную ошибку.
А ведь все могло быть иначе! Жаль, что не сложилось.
С неясным ощущением вины и тоски я уснула, крепко сжав в объятиях своего учителя и любимого.
Глава 9
…Все могло получиться иначе. Много месяцев назад я стояла на палубе корабля, который плыл в Академию. Вздымались серые валы, и россыпи ледяных брызг разлетались от форштевня и бортов. Смотреть было не на что. Я поежилась и вернулась на нижнюю, закрытую палубу. Тут было гораздо теплее, стояли жаровни и какие-то горячие камни и изо рта уже не вырывался пар при каждом выдохе.
Я прошла несколько дверей, когда не смогла вспомнить, какая из них ведет в мою каюту. Поэтому толкнула ближайшую и оказалась в более просторной комнате, чем мои апартаменты. В кресле у жаровни сидел Натаниэль, и, хотя он был спиной ко мне, перепутать с кем-то его было невозможно. Перед глазами сразу появились картины той битвы. Как он стоял надо мной и уничтожал врагов в черных доспехах.
Я неловко кашлянула, вдруг почему-то заволновавшись.
— Спасибо, что спасли нас, — сказала я, чтобы хоть как-то загладить свою вину и за побег, и за то, что вошла не постучавшись.
— Не за что, — тихо ответил он, неотрывно глядя в огонь. — Вы нам тоже помогли, указав точное местоположение врага, — он помолчал какое-то время, затем добавил: — Мне сейчас лучше побыть одному, потом поговорим.
Наверное, в тот момент я спокойно могла развернуться и выйти в коридор, но какая-то интонация в его голосе, оттенок, намек, заставили меня остаться. Я чувствовала его эмоции, над ним, словно темный саван, развевались боль, отчаяние, одиночество, тоска, бессильная злость. Я не видела его лица, но почувствовала это очень остро.
— Что
По его эмоциям я сразу поняла, что попала в цель. Но вдруг, он словно собрался и сжал свои чувства в кулак.
— Все хорошо, просто наша юная леди — вечная боль для меня. Это ничего, и вовсе не ее вина. И не твоя.
— А чья? — спросила я.
— Отчасти моя, — он обернулся и снова попытался улыбнуться, но не получилось. — Отчасти — наших врагов. Всего понемногу. Но тебе все равно лучше уйти. Спасибо за участие.
Я вздохнула и собралась уже уходить, но вдруг поняла, что его слова — полностью ложь, каждое слово. Он просто не хочет нагружать меня своими проблемами, а у него они явно есть. Нельзя бросать человека в таком состоянии, кем бы он ни был. Другом, родственником, знакомым или учителем. Тем более я не могла оставить того, кто спас меня в том лесу. Поэтому я подошла и села на край кровати, не столько поближе к нему, сколько к жаровне.
— Вам плохо, поэтому я не уйду. Я могу посидеть молча, а можем и поговорить. Как хотите, но одного я вас не оставлю.
Он снова хмыкнул. А меня вдруг накрыло ощущение собственной беспомощности. Чем я могу помочь тому, кто настолько сильный и древний? Что я могу ему такого сказать, чего он не слышал прежде, чтобы успокоить его боль? Мне всего тридцать, и в моем сумасшедшем окружении бессмертных, это все равно что быть младенцем. Все, что я могла это сидеть рядом, просто чтобы он не был один в своей страшной скорби.
Он поднял на меня взгляд. Фиалковые глаза, такого нереального цвета, кожа бледная, темные тени пролегли под глазами, словно он не отдыхал целую вечность.
— Я… сейчас не совсем в себе, тебе лучше уйти, иначе — ты можешь пострадать, — голос звучал хрипло, глухо и как-то безжизненно. Это не была угроза, словно он просто боялся нечаянно навредить мне.
Я только покачала головой. Не убьет же он меня, а братики так и вовсе любили швыряться в членов семьи антикварной мебелью в минуты ярости. Привыкла и не к такому.
— Я так устал… — тихим голосом проговорил он, словно ни к кому не обращаясь.
Лидорианцы импульсивны и эмоциональны. Поэтому вместо того, чтобы сидеть и молча смотреть на огонь, я придвинулась к нему и обняла. Наверное, это было фамильярно, может быть и грубо. Не знаю. Но на мой взгляд только это помогает, когда действительно горько на душе. Это все, что я могла сделать для того, кто спас мою жизнь.
Он замер, словно я попыталась ударить его в спину ножом, и напрягся.
— Не стоит, — ледяным голосом произнес он. Я медленно разжала руки и расстроилась.
— Не обижайся, но тебе лучше уйти, немедленно, — хриплым голосом сказал он. Надо же, видимо, он тоже обладает даром эмпатии.
— Хорошо, просто хотела вас поддержать, без всякой задней мысли, — я пожала плечами и пошла к двери. Затем все же обернулась: — Не нужно это нести одному.
Он не отреагировал и я пошла дальше, наверное, слишком медленно. У самой двери холодные руки схватили меня за плечи, разворачивая, и прижали к стене.