Смерть любит танцы
Шрифт:
— По-моему, у тебя медитации немного странные получаются! Детка, ты их ещё в воображении раздень и заставь стриптиз станцевать, и вообще будет самое то!!! — пропел над ухом смутно знакомый голос. Я подскочила и распахнула глаза.
Она сидела в шаге от меня, небрежно наматывая на палец полупрозрачный локон. Я приветливо улыбнулась:
— Привет, бабуля!
— Привет-привет! — оскалилась свена, насколько я знаю, моя двоюродная бабка, — А я тебе пришла в проведённой работе отчитаться!
Я прищурилась:
—
— А, Хозяин твой подкидывал, насчёт мага и Жрицы молоденьких, ты на неё ещё печать Врага поставила. Уж поверь, я ей основательно мозги промыла, сомневаюсь, что она хоть раз дочери Ночи посмеет дорогу перейти. Убить её не смогла — сама знаешь, она ещё нужна, — но танцы со мной эта рабыня Тарры ещё нескоро забудет!
Я усмехнулась. Отлично, хоть одна хорошая новость: мы с Хан теперь квиты!
— И что они там? Какие у них страхи?
— О, ребята в этом смысле вообще жгут, особенно Жрица. У неё там в кошмарах и мамочка, и папочка, которых она и в лицо не знала, и урод-маг, который её в девять лет изнасиловал…
— Что?! — охнула я, — Начинаю понимать, почему она такая странная…
— А то! Она спит чуть ли не со всеми подряд, но мужчин ненавидит, старается показать, что сильнее, потому что на самом деле боится их и всех сравнивает с тем уродом. И за это себя презирает. Ну, и ещё там комплексов да страхов по-мелочи…
Я тихо вздохнула.
— Ясно, значит, сниму с Хан печать… А принца она хоть не убила? С учётом его пристрастия к маленьким Жрицам?
— Ну, не к маленьким, а к молоденьким, и то учти, что он был подростком — и, между прочим, это, в какой-то мере, один из его кошмаров… Теперь.
Я ухмыльнулась.
— Но это не основной?
— Не-а… У него главный кошмар — гибель сестры. Там, в общем, ему лет пять было, когда его мать забеременела, а у парня как раз прорезался ментальный дар, и со второго месяца он мог общаться с малышкой.
— Что, прям разговаривал?
— Нет, ну не диалог, конечно, но она ему чувства передавала, переживания, ощущения — в общем, ты поняла. Такое полтора месяца длилось, а потом папочку нашего мальчика пришили, и его мамаша на следующий день уже загуляла с другим. Влюбилась, как кошка, а он ей условие: мол, ребёнок не нужен. Ну, она девочку и травонула, к Шептунье за этим пошла.
Меня передёрнуло:
— Тварь.
— Да, та ещё. Вот, у него теперь перекос и пошёл, и все женщины подсознательно сравниваются либо с сестрой, либо с матерью, причём с последней чаще.
Я покачала головой:
— Абзац… Слушай, а в чём он там клялся? А то мне Сит на что-то такое намекал…
— Не знаю, так глубоко не успела залезть. Думаю, это как-то с сестрой связано…
— Ясно, спасибо, бабуль!
— Да всегда не за что! Обращайся, я уж помогу там!!
Порыв ветра — и она растаяла. Я призадумалась. Правду говорят —
Поморщилась, свернулась клубком и приказала себе спать. Желательно без снов. И медитаций…
Утро для меня началось с истошных воплей сугубо нецензурного содержания. С трудом продрав глаза, я вздрогнула. Потом вспомнила, где это я, перевела дух и успокаивающе погладила хатт-ха. Вопль повторился, всё больше пестря окологинекологическими терминами. Что ж, пойдём посмотрим, что там за знаток народного фольклора и что с ним делают…
Я выскользнула из своего укрытия, с удовольствием глянув на одинокий жёлтый лучик заходящего солнца, и пошла в сторону, откуда раздавались истошные вопли. Густая чаща послушно расступилась передо мной, и глазам моим открылось дивное зрелище: рослый светловолосый парень, который навскидку согнул бы руками не только кочергу, но и вековую северную сосну, забрался на хиленькое на вид деревце и истошно матерился, с ужасом глядя на бесёнка, скалящего крошечные зубки. Полюбовавшись на сиё священнодействие, я подошла поближе и задумчиво позвала:
— Эй, парень!!
Детина поднял голову, увидел меня, вытаращил глаза и заорал ещё громче:
— Сгинь, провались, тварь болотная!!! Я тебя не боюсь!!
Дерево подозрительно затрещало и наклонилось ещё сильнее. Я хихикнула, подошла к бесёнку и подхватила малыша на руки, почесав за ушком. Он замурлыкал-зафыркал с мелодичностью ржавой пилы, подставляя рябое пузо. Парень округлил глаза и захрипел:
— Пожалей, Хозяйка лесная…
Я вздёрнула бровь:
— Ты слегка не по адресу, парень! Хозяюшка смылась куда-то, она после вчерашней попойки не в духе, потому считай, тебе повезло, что меня встретил!
— Да уж, повезло! Ты меня съешь!!!
К тому времени деревцо прогнулось уже основательно, потому я смогла беспрепятственно подойти к детине поближе и принюхаться:
— Фу! Не, не хочу тебя есть, от тебя воняет, как от тухлой рыбы! Вот когда помоешься…
— Враки! Я тока вчера мылся!
— Правда? Так, может, ты уже разлагаться начал? Тебя, часом, бес этот не кусал?
Парень побелел, как мел, и пролепетал:
— Они ядовитые?!
Я кивнула с умным видом:
— А то! Вон, уже действовать начало…
— Боги милостивые, спасите! Уже и больно стало!!!
Я едва успела отскочить в сторону, когда эта туша рухнула со своего насеста и начала кататься по земле. Неожиданно он успокоился и с надеждой глянул на меня:
— Девонька, миленькая, а оно не лечится?..
Я увлеченно почёсывала бесику брюшко:
— Лечится, ещё как…
— А ты можешь?..
— Могу… А зачем?
Парень поморщился:
— Заплачу тебе, ведьма. Сколько захочешь. Ваше племя, знаю, золото любит…