Смерть машиниста
Шрифт:
«Газик» притормозил — многолюдная процессия, перекрывая путь, выходила из Дома культуры. Помешкав, Ермаков вылез из машины и начал пробиваться сквозь толпу.
Хоронили машиниста. Играл оркестр, медленно и торжественно шли пары с венками. Под звуки марша гроб снесли вниз по ступеням, там стоял грузовик с откинутыми бортами, с обшитым материей кузовом.
Грузовик тронулся, за ним толпой пошли люди.
Ермаков постоял па ступенях Дома культуры и тоже примкнул к процессии. Он вздрогнул, когда над площадью разнесся бесконечный тоскливый
Вечером, привычно распахнув дверь гостиничного номера, он застыл на пороге: соседняя койка оказалась занятой. Мужчина средних лет, в спортивном трико и тапках на босу ногу, расположился за столом перед нехитрой снедью: вскрытая банка консервов, полбуханки хлеба и еще что-то в целлофане.
— Присоединяйтесь, — бодро предложил мужчина, подвинув термос.
— Ужинал, благодарю.
— Ну горяченького-то хлебните.
Малинину не хотелось горяченького, но деваться было некуда.
— Из Белорецка? — спросил мужчина.
— Точно.
— Где ж вы там, интересно?
— Проспект Космонавтов.
— А я на Энгельса, рукой подать… Командировка?
— Ну, в общем.
Сосед удовлетворенно кивнул и представился:
— Ермаков.
— Малинин.
— А по имени?
— По имени Игорь Николаевич.
— А меня Герман Иванович… — Мужчина, поднявшись, протянул руку. — Рад познакомиться.
— Да, очень приятно. — Малинин тоже встал и ответил на рукопожатие.
Сосед вдруг рассмеялся:
— Насчет приятно — это мы видели. Аж лицо вытянулось… Ничего, ночь-другая, и расселят, обещали. — Он снова устремил на Малинина изучающий взгляд. — Вы надолго сюда?
— Еще дня три.
— А кто по профессии?
— А вы любопытный.
— Это есть, — охотно согласился сосед. — Ну? Кто же вы?
— Журналист.
— Малинин? Да, что-то знакомое. Пейте, остынет. Журналист Малинин!
— Спасибо.
— Каким же вас сюда ветром, а? — Помолчав, сосед спросил: — Что, собрались об этом писать?
— О чем об этом?
— Да стряслось тут на дороге… Не в курсе?
— В курсе, в курсе, — проговорил Малинин. Он отодвинул чай и, взглянув на соседа, который по-прежнему смотрел на него с дружелюбным любопытством, предложил: — Давайте мы— Герман… как вас?
— Просто Герман.
— Тут у меня есть кое-что. Вы как? — Он извлек из чемоданчика початую фляжку коньяка.
Выпили.
— Я сюда ехал по другому делу, — сказал, помолчав, Малинин. — В. том самом поезде, в первом вагоне. В командировку. Вообще-то занимаюсь экономическими вопросами, про подвиги не писал, не приходилось. Но тут, можно сказать, лично столкнулся… Вот именно столкнулся.
— С платформами, — пошутил сосед.
— Именно. Так что — давайте! — Малинин поднял стакан.
— За что мы?
— За жизнь, Герман, за жизнь… За что еще пить в моей ситуации?
— Я
— Порядком.
— Много ездите, наверное.
— Да, приходится.
— Жена у вас заботливая, — вдруг заключил сосед.
— А что, видно?
— Видно.
— По рубашке?
— В том числе.
— Я вам открою секрет: рубашки я сдаю в прачечную «Снежинка», — засмеялся в свою очередь Малинин. — А вы прямо как следователь, честное слово!
— Тут не нужно быть следователем. Каждый человек при желании может развить свою наблюдательность… Ложимся?
Когда улеглись по койкам, сосед объяснил:
— Я случайно обратил внимание, как там у вас все уложено в чемодане, когда вы его открыли. Женская рука. Ошибся?
— Нет, правильно.
— Вот видите. Я и есть следователь. Как ни странно. Гасим свет? — И приподнявшись на койке, щелкнул выключателем. — Что, удивились?
— Нет…
— Хотите что-то спросить? Спрашивайте.
Малинин спросил:
— В командировке?
— Да, как видите.
— А по какому делу, если не секрет?
— А вот по этому, — сказал сосед. — По тому же, что и вы…
Утром Ермаков делал зарядку. Стоял босиком на коврике перед открытым окном, худощавый, жилистый, в длинных трусах и майке, и, громко сопя, с выражением сосредоточенности на лице выполнял упражнения. Малинин вышел из панной и остановился, разглядывая своего соседа. Сначала тот довольно долго приседал, наконец, хрустнув суставами, облегченно выпрямился и замер, потом развел руками, потом упал на коврик, стал отжиматься…
Тут послышался стук, дверь приоткрылась и в номер осторожно заглянул мужчина в очках.
— Извините, — пробормотал он, увидев Ермакова на полу.
— Что вы хотели? — спросил тот.
— Мне товарища Ермакова.
Ермаков молча поднялся, взял со стула свои спортивные штаны, не спеша натянул.
— Вы давайте — либо туда, либо сюда. И дверь поплотнее, сквозняк, — сказал он. — Так что вы хотели?
— Я врач Белоконь, — представился мужчина. — Был в том поезде, пытался оказать машинисту первую помощь…
— Вернее сказать, последнюю, — проговорил Ермаков.
— Меня просили задержаться до вашего приезда.
— Хорошо, подождите там.
— Скажите, смогу я сегодня уехать? Управимся до вечера?
— Не знаю, а что?
— Ну, я, собственно говоря, не рассчитывал… У меня здесь никаких больше дел…
— Вы не даете мне одеться, — сказал Ермаков.
— Хорошо, — кивнул мужчина. — Я подожду.
Он вышел. Ермаков, сидя на кровати, застегивал сандалеты. Потом поднялся рывком и с полотенцем на плече удалился в ванную. Оттуда сквозь шум воды донеслось пение. Со словами «а степная трава пахнет горечью» он появился вновь — свежий, источающий бодрость. Ловко, одним движением натянул тенниску, другим движением пригладил плешь на голове.