Смерть меня подождет
Шрифт:
– - Что ты предлагаешь?
– - Организовать обследование с вершины Маи вниз по течению, говорят, так будет легче.
– - Кого же туда послать?
– - Конечно, опытного человека, для которого нрав Маи не был бы неожиданностью. Лебедева или Пугачева.
– - А кто же будет работать на Становом? Тут обстановка похлеще Маи. Не получится ли так, что хвост вытащишь, а нос завязнет? Маю мы должны обследовать, это ясно, но как это сделать -- нужно еще подумать. Не наломать бы дров. О Пугачеве разговора не может быть, у него и здесь дела по горло. Речь
– - Я слушаю вас, -- тотчас слышится из эфира голос начальника партии Сипотенко.
– - Лебедев перевалил через Джугджур, вчера был от него нарочный.
– - Сколько еще пунктов остается ему сделать?
– - Пять, работы почти на два месяца. Я протестую против его откомандирования. Лебедев должен закончить работу здесь, у меня нет запасного подразделения для его замены.
– - Не торопитесь, Владимир Афанасьевич, с протестом. Мы еще никакого решения не приняли. Лучше посоветуйте, как сделать, чтобы и ваш объект и соседний были закончены. Словом, давайте сообща подумаем над этим, а в шесть утра снова соберемся у микрофонов.
Затем я выслушал информацию главного инженера и начальников партий, принял сводки и ответил на радиограммы.
Мы с Королевым покидаем палатку последними. Лагерь спит. Груда затухающих углей прикрылась пеплом. И только седой Утук все буйствует, шумит, облизывая гладкие утесы.
В пологе кажется душно. От нахлынувших мыслей не могу уснуть, ворочаюсь. Как заманчива Мая своею недоступностью! Чувствую, как в душу вползает дьявол соблазна...
Слышу чьи-то шаги. Кто-то пригибается, поднимает борт полога. Это Трофим. Он усаживается рядом, и мы долго молчим.
– - Ни Пугачева, ни Лебедева снимать отсюда нельзя...
– - наконец тихо произносит он.
– - Говори сразу, зачем пришел, -- не выдерживаю я, усаживаясь на постели. Молча смотрю на него, а перед глазами Мая, вся в перекатах, провалах... И как-то сразу, без колебаний и раздумья, приходит решение и властно овладевает мною.
– - Может, сами попытаемся пройти?
– - Боюсь, не успеем вернуться оттуда, а работы у нас здесь много, -отвечаю я, не выдавая своего решения.
– - Тогда отпустите меня с кем-нибудь. Я пробьюсь, если не на оленях, так на плоту!
Чувствую, как он рвется в этот поединок, и радуюсь за него.
– - Нет, Трофим, если уж идти на Маю, то всем.
– - Значит, вы согласны? Я сейчас разбужу Василия, вот обрадуется!
– - И Трофим мгновенно выскакивает из-под полога, а брошенные мною слова: "Подожди, это еще не решено!" -- он не захотел услышать.
Итак, снова в нашей жизни перелом, крутой, неожиданный.
Все наши вчерашние планы летят в тартарары.
Утром меня будит веселая песня Василия Николаевича. Догадываюсь, откуда у него такое настроение: уже знает от Трофима, что мы отправляемся обследовать Маю.
Я лежу и снова пытаюсь прислушаться к внутреннему голосу, проверить еще раз верность принятого решения.
Прежде всего, конечно, надо посоветоваться
– - Худой там место: прижим, шивера, кругом скалы, олень совсем пропади. Зачем тебе речка, можно кругом ходить через большой хребет Чагар, там есть перевал...
– - Но ведь нам, Улукиткан, непременно нужно осмотреть ущелье.
– - Что тебе, свой голова не жалко? Говорю, худой, совсем худой место. Там люди и раньше ходить не могу.
– - У людей, может быть, не было в этом надобности, -- пробую я возражать старику.
– - А нас заставляет работа, значит, должны пройти. Только как лучше пробиться: на оленях, на плоту или на лодке?
– - Глаза человека не видели, что в ущелье летом бывает. Понимаешь?! Никто не скажет, как туда идти. Ты пойдешь, увидишь, потом нам расскажешь, -- укоризненно, сердито говорит Улукиткан.
– - А как нам лучше отсюда попасть на Кунь-Манье?
– - Назад ходи надо своим следом, через Ивакский перевал...
– - А если через озеро Токо?
– - Далеко. Там место топкий. Оленю тяжело будет, лучше тут.
После этого разговора я по радио совещаюсь со штабом и с остальными людьми. Все -- за поездку. Но в план ее вносится одна поправка: сначала я должен посетить Алданское нагорье, его южный край, хотя бы на очень короткое время, после чего можно будет полностью заняться обследованием Маи.
Приходим к решению, что Улукиткан с Василием Николаевичем и с Лихановым уйдут обратно на Зею и дальше на устье Кунь-Манье со всем нашим имуществом и оленями. Я же с Трофимом и проводником Пугачева отправлюсь к озеру Большое Токо, в партию Сипотенко и дальше на восток, вдоль барьера Станового до реки Удюм. Затем через Майский перевал, который обследовали в прошлом году, спустимся к своим. За время нашего отсутствия Василий Николаевич должен будет выдолбить лодку. В случае, если мы не пройдем на оленях по Мае, отправимся втроем по реке на долбленке.
Я сообщаю о своем решении Хетагурову.
– - Очень хорошо!
– - обрадованно кричит он в микрофон.
– - Когда будете на устье Маи? Разрешите встретить вас?
– - Наш маршрут по Алданскому нагорью займет не более двадцати дней. Непременно держи с нами связь. Остальное решим позже. После Маи я, вероятно, останусь на южном участке, а тебе придется перебазироваться на север. Мы еще от зимы не отогрелись, а вам, вероятно, тепло надоело.
– - Ни пуха ни пера! До свидания!
– - звучит издалека голос Хетагурова.
Пугачев дает команду свертывать лагерь. Все приходит в движение: люди весело и шумно снимают палатки, упаковывают вещи, вьючат оленей. И судя по тому, с каким рвением все принялись за дело, можно легко заключить, как люди ждали этой желанной минуты.
Ко мне подошел Глеб неторопливой косолапой походкой, придающей ему забавную важность.
– - Ну, а мне куда?
– - спросил он.
– - Про тебя-то, Глеб, я и забыл, выпал ты у меня из памяти, вроде как лишний, никому не нужный.
– - Оставьте меня у Трофима Васильевича.