Смерть на фуршете
Шрифт:
— Ну, что, акадэмики?! По последней, перед тем как сдаться властям…
У Гаврилы Бадова зазвонил телефон. Он ответил, стал слушать. Смугловатое лицо красавца брюнета вновь начало стремительно бледнеть.
Между тем как по заказу появился первый кинолог с ретривером, и золотистое чудо протащило его прямо к их столику, повертелось вокруг Караванова…
— Узнаёт друга… — неуверенно произнес Воля.
Гаврила опустил телефон и, заикаясь, спросил:
— Ч-что? Еще одно т-тело н-нашли?!
— Да, — спокойно ответил кинолог. — Женщину. По всему, удушение.
Ретривер, оставив в покое Караванова, утащил своего хозяина в сторону Беркутова. И тут все увидели в левой руке кинолога прозрачный пластиковый пакет с маленькой желтой сандалией.
— Трешнев, это сон? — спросила Ксения. — Или надо просто упасть в обморок?
— Здесь человек лишь снится сам себе. — Трешнев мигом выпил схваченную со стола стопку водки. — По снам у нас главный специалист Тима Почаенков. Но он редко появляется на летучих фуршетах. По твердому расписанию грузится дома… Стой здесь! Я сейчас!
И он неожиданно твердой походкой пошел к Беркутову, которого ретривер тоже оставил без особого внимания…
Дальнейшее запомнилось Ксении как сочетание провалов памяти с яркими картинками.
Вот Гавриле позвонил сверху удерживаемый там Егор и рассказал, что собака где-то в коридоре, за туалетом, нашла мертвую Элеонору Кущину.
Вот к ним возвратился совершенно растерянный Беркутов, уже переписанный и онумерованный, но не торопящийся на Ленинградский вокзал.
Вот они впятером — Гаврила Бадов никак не мог оставить своего завязшего друга — спускаются по лестнице. У каждого большой оранжевый ярлык с номером и печатью — свидетельство о том, что они переписаны, проверены и могут идти восвояси вплоть до приглашения к следователю. Если понадобится…
Если понадобится…
Возле самого выхода на столах возвышаются стопки ярких аудиокниг. «Главы из романа “Радужная стерлядь” читает народный артист Анатолий Пелепенченко».
Что-то не разбирают их уходящие…
Один только Георгий Орестович Беркутов подошел. Не теряя библиофилического самообладания, взял несколько штук.
— Я тоже возьму? — полуспросила Ксения у Трешнева.
Тот молча пожал плечами.
— Сейчас поеду на вокзал — сдам билет. — Беркутов засунул диски в сумку. — Все-таки не полностью стоимость потеряю… А завтра с утра — к следователю. Элеонора ведь одна в Москве. С мужем в разводе. А родители с внучкой, то есть с дочкой ее, в Кимрах… Так что придется мне всеми этими делами заниматься… Возьму с собой Гаврила Амиранова. Главное, чтоб он не напился по пути… И шарф откуда-то на ней взялся… Она же всегда только шейные платочки носила…
Сверху спускался Купряшин, сопровождая одного из двух строгих людей трешневского возраста, которые, сразу стало понятно, руководили всем и всеми.
Вдруг Трешнев шагнул им наперерез:
— Василий Николаевич! Извините, бога ради! — Это он уже к чину обратился. — Ведь сколько еды на столах осталось! Неужели ваших курсантиков не накормят?!
— Они на службе! — отрезал чин, продолжая движение к выходу.
— А мы здесь, по-вашему,
Фуршет в рабочем порядке
Ксению разбудил звонок, и сквозь тяжелый сон она долго не могла сообразить: это разрывается не будильник, который поставила, чтобы не проспать после кошмаров накануне, и даже не ее мобильный, — это домашний телефон, от которого она уже начала отвыкать.
Все еще не разлепляя глаз, сняла трубку:
— Слушаю.
— Здравствуй, тетя!
— Кто это?! — Только вслушавшись в знакомый голос, наконец проснулась. — Борька! Племянничек!
В большой семье Забродиных у самой старшей дочери Марии родилась дочь Таисия. А она, Ксения, родилась у Екатерины, самой младшей дочери, шестого ребенка у деда и бабушки Забродиных. Но разница в возрасте между двоюродными сестрами, Ксенией и Таисией, была такова, что в год рождения Ксении Таисия как раз вышла замуж. А еще через три года родила сына, этого самого Борьку, как бы Ксениного племянника, а на самом деле лучшего друга отрочества и юности, с которым они проводили лето у дедушки и бабушки в Боровске, пока те были живы. Когда семьи большие, так бывает. Правда, теперь все реже.
— Ты знаешь, что Москва — это маленькая деревня? — спросил ее любимый Борька, а теперь подполковник юстиции Борис Томильцев.
— Догадываюсь.
— Ты что, меня тамвчера не видела? — И сразу было понятно, где — там.
— Кого я вообще тамвидела?.. — потрясла головой Ксения, чувствуя, что вновь начинает погружаться в мир, от которого, казалось, спряталась в провальном сне. — Ты о чем говоришь?!
— Мне еще вчера показалось, что ты мелькнула на убийстве Горчаковского и Кущиной, но у нас была такая запарка, что сразу я подойти к тебе не смог, а потом ты исчезла…
— Исчезла! Унесла ноги! А только вышли, на нас еще и пресса набросилась. Сенсация! При большом стечении народа писателя убили! Воронье! Спасибо курсантам, кое-как оттерли этих папарацци…
— У каждого своя работа. Загляни в Интернет или телевизор включи! Убийство дня! А может, и недели.
— Ну, ты в своем ведомстве об этой новости больше всех знаешь.
— То, что всех нас, и полицию, и следаков, и даже ФСБ, на уши поставили, — это правда! Но мы же не Шерлоки Холмсы и даже не майоры Пронины…
— Ты не майор, ты — подполковник! Хвастался ведь, когда присвоили…
— Хвастаться всегда легко. Короче, я попал в следственную группу по этому делу, а поскольку дело, как нам уже сказали, взял под контроль президент, значит, головной боли у группы будет много…
Ксения, которая вчера весь вечер только и слышала о президенте Академии фуршетов, а потом увидела его в действии, опять затрясла головой, чтобы сообразить: речь идет о несколько ином президенте. Впрочем, много у нас теперь в России президентов!