Смерть на Ниле
Шрифт:
– Джоанна все утро говорила мне гадости.
– От зависти, моя кисанька, от зависти, – усмехнулась Джоанна, поднимаясь с кресла.
Она стала прощаться и, обернувшись в дверях, поймала странное выражение в глазах Уиндлешэма.
Он помолчал несколько минут, а затем сразу приступил к делу.
– Линнет, вы приняли решение?
– Мне не хочется обижать вас, но я не уверена, хочу ли стать вашей женой, и поэтому, наверное, мне следует сказать – нет…
Он перебил ее:
– Подождите. У вас есть время подумать, думайте, сколько хотите. Но я
– Понимаете, – Линнет говорила жалобно, по-детски, как бы оправдываясь, – мне так хорошо живется, особенно здесь, – она махнула рукой.
– Мне хотелось, чтобы Вудхолл стал таким, каким мне представлялся идеальный помещичий дом. И, по-моему, получилось отлично. Правда?
– Разумеется, прекрасно. Все на самом высшем уровне. Вы так талантливы, Линнет.
Он помолчал, а затем заговорил снова:
– Но ведь Чарлтонбери вам тоже нравится, не правда ли? Разумеется, его надо подновить и подчистить, но ведь вы любите и умеете заниматься этим. Вы полюбите Чарлтонбери.
– Конечно, Чарлтонбери – имение выдающееся. Она говорила с заученным воодушевлением, но вдруг что-то укололо ее. Появилось какое-то смутное беспокойство, нарушающее радостную безмятежность. В данный момент она не задержалась на нем, но позднее, когда Уиндлешэм ушел, она задумалась и постаралась определить причину беспокойства.
Чарлтонбери – конечно, ей был неприятен разговор о нем. Но почему? Чарлтонбери – поместье знаменитое. Предки Уиндлешэма владели им с Елизаветинских времен. Стать хозяйкой Чарлтонбери – значило занять в обществе положение недосягаемое. А сам Уиндлешэм был одним из самых блистательных женихов Англии.
Естественно, он не мог принять Вудхолл всерьез… Вудхолл не идет ни в какое сравнение с Чарлтонбери.
Да, но Вуд принадлежит ей! Она разыскала, выбрала его, купила, потратила столько сил, денег. Это было ее собственное владение – ее королевство.
Если же она выйдет замуж за Уиндлешэма, Вуд станет ненужным. Зачем им два загородных имения? И конечно, пожертвовать придется Вудхоллом – тогда она, Линнет Риджуэй, перестанет существовать. Она станет графиней Уиндлешэм, придачей Чарлтонбери и его хозяина. Она станет супругой короля, но сама уже не будет королевой.
«Какие глупости», – сказала себе Линнет.
За окном послышался шум подъезжающей машины.
Линнет неторопливо тряхнула головой. Приехала Джекки со своим женихом. Линнет пошла им навстречу.
– Линнет!
– Джекки бросилась к ней.
– Это Симон.
Симон, это Линнет. Она самое удивительное существо в мире.
Линнет увидела высокого широкоплечего парня, синеглазого, со светлыми, коротко подстриженными волосами, у него был квадратный подбородок и обаятельная мальчишеская улыбка. Она протянула ему руку. Его ладонь была твердой и теплой. Ей понравилось наивное, восторженное восхищение, с которым он смотрел на нее. Джекки сказала ему, что она удивительная, и он без сомнения согласился с Джекки. Сладкое теплое возбуждение охватило Линнет.
– Как вам здесь нравится? Не правда ли, мило?
И, повернувшись, чтобы провести их в дом, подумала: «Мне хорошо, мне очень-очень хорошо. Мне нравится жених Джекки, мне он очень нравится».
И вдруг что-то сжалось внутри: счастливая Джекки.
8
Тим Аллертон потянулся в шезлонге и зевнул, глядя на море. Он искоса поглядывал на свою мать.
Миссис Аллертон была миловидная женщина лет пятидесяти с белоснежными седыми волосами. Всегда, обращаясь к сыну, она строго сжимала губы и тем надеялась скрыть свою бесконечную любовь к нему. Но даже людей совсем посторонних ей не удавалось обмануть, не говоря о самом Тиме.
– Что у тебя на уме, Тим? – спросила миссис Аллертон настороженно; ее яркие темно-карие глаза с тревогой смотрели на сына.
Тим улыбнулся ей.
– Я думал о Египте.
– О Египте?
– В ее голосе звучало беспокойство.
– Там тепло, там ленивые золотые пески. Нил. Я хотел бы проехать вверх по Нилу, а ты?
– Конечно, я бы тоже хотела.
– Она говорила сухо. Но Египет – это дорого, мой милый. Это не для тех, кому приходится подсчитывать каждое пенни.
Тим засмеялся. Он встал, выпрямился. И вдруг оживился, подтянулся, в голосе зазвучало волнение.
– Я беру расходы на себя. Да, матушка. Я играл на бирже и весьма удачно. Мне сообщили сегодня утром.
Сегодня утром, – его мать резко вскинула голову, – но ты получил только одно письмо от…
– Она не договорила и закусила губу.
Тим раздумывал – рассердиться или превратить все в шутку. На этот раз внутренний спор решился в пользу шутки.
– И письмо это от Джоанны, – холодно закончил он ее фразу.
– Совершенно верно, мама. Ты же у нас королева детектива! Сам великий Эркюль Пуаро, будь он поблизости, склонил бы перед тобой голову.
Миссис Аллертон смутилась.
– Я случайно взглянула на конверт и поняла…
И поняла, что письмо не от биржевого маклера? Совершенно верно, говоря точнее, я получил от них известие вчера. У бедной Джоанны такой характерный почерк – буквы расползаются по конверту, как пауки.
Миссис Аллертон подумала: «Почти все свои письма он мне показывает, а письма от Джоанны всегда прячет». Но она подавила эти мысли и решила вести себя, как подобает леди.
– Джоанна довольна жизнью? – спросила она.
– Да, кажется, не очень. Она собирается открыть магазин деликатесов в Мейфеар.
– Всегда жалуется, что нет денег, а сама без конца разъезжает по всему свету, да и каждое ее платье стоит кучу денег. Она так роскошно одевается, – говорила миссис Аллертон раздраженно.
– Что ж, может быть, она просто не платит за свои наряды. Я хочу сказать, она не оплачивает счета.
Его мать вздохнула.
– Тим, – сказала мать и виновато добавила, – я обещала миссис Линч, что ты сходишь с ней в полицию. Она ни слова не понимает по-испански.