Смерть на проводе
Шрифт:
Телефонная премьера
У меня дома телефон! У меня телефон дома! Дома у меня телефон! Я мог повторять себе это снова и снова. Я был просто без ума от счастья, что у меня дома появился телефон. Наконец-то он там. Теперь мне уже не нужно появляться у соседа по дому нежданным гостем и умолять, не будет ли он так любезен, — пожалуйста, разок, в последний раз, честное слово, — позволить мне воспользоваться его телефоном. Это недостойное положение закончилось. У меня дома теперь есть телефон. Собственный, безупречный практичный телефон.
Никто и никогда не смог бы описать то нетерпение, с которым я ждал первого звонка. И вот он
— Да.
Телефон сказал:
— Вайнреб. Вы когда придете?
— Я не знаю, — ответил я. — А кто говорит?
— Вайнреб. — Очевидно, это было имя звонившего. — Так вы когда придете?
— Я еще не знаю. А с кем вы хотели поговорить?
— А как ты думаешь, с кем? С Амосом Камински, конечно.
— Вы не туда попали. Это Кишон.
— Не может быть! — сказал Вайнреб. — А какой это номер?
Я сказал ему номер.
— Ну, правильно. Я этот номер и набирал. Это номер Амоса Камински. Ну, когда придете-то?
— Вы ошиблись номером.
И я повторил свой номер.
— Точно, — повторил Вайнреб. — Это номер Амоса Камински.
— Вы уверены?
— На сто процентов. Я ему каждый день звоню.
— Да, но… Тогда вам, вероятно, и следует звонить Камински.
— Само собой. Ну, когда придете?
— Секундочку. Я должен спросить жену.
Я отложил трубку и прошел в комнату к жене.
— Какой-то Вайнреб хочет знать, когда мы к нему придем.
— В четверг вечером. — ответила жена. — Но только после ужина.
Я вернулся к телефону, к собственному, безупречному, практичному телефону, взял трубку и сказал:
— Вас устроит в четверг вечером?
— Прекрасно, — сказал Вайнреб.
На этом разговор был закончен. Я пересказал его своей жене во всех деталях. При этом она уверенно и без колебаний подтвердила, что я не есть Амос Камински. Это совершенно все запутало.
— Если ты мне не веришь, позвони в справочное бюро, — сказала жена.
И я позвонил в справочное бюро. Номер был занят.
Многообещающее начало
Наконец-то у меня появился телефон. Прямо дома. Процесс взаимного привыкания начался довольно безобидно.
Мне требовался какой-то допуск, за которым следовало обратиться к д-ру Слуцкису из отдела продовольственных консервов Министерства общественного питания. Это было неплохо, поскольку младшенький Слуцкис и мой сын Амир ходили в одну школу, так что мое прошение должно было получить поддержку. Проблема, собственно, состояла только в том, что я должен был встретиться с д-ром Слуцкисом лично. Идти к нему в управление, стоять в долгой очереди, пока тебя вызовут? Нет, это меня не устраивает. Зачем же я, в конце концов, имею дома телефон? Звонок лучше, чем вызов, поговорить по телефону легче, чем транжирить время впустую. Неужели чего-то большего можно добиться многочасовым простаиванием в очереди? И я взялся за трубку. Я взялся за трубку, но не услышал гудка. Какой-то странный шорох звучал в моем ухе, что-то вроде полоскания горла, буль-буль-буль. Вероятно, линия была перегружена.
Я снова кладу трубку, немного жду, снова снимаю ее, но бульканье газировки не прекращается, а когда бутылка все же опустела, наступает глубокая тишина. Я вешаю трубку, ощупываю телефон, проверяю все контакты, снова снимаю — ничего. Уж не присоединился ли телефон к создателю, м-ру Грэхему Беллу? Но нет, он внезапно возвращается ко мне и говорит:
— Кррр-кррр-кркс.
И
Тогда я прибегаю к самой жесткой методе воспитания и дважды легонько шлепаю инструмент ладонью. Он признает во мне любимого папочку, которому наказание непослушного сына приносит гораздо большую боль, чем сыночку. Однако сверх того я не добился ничего, поскольку телефон притворился мертвым. Ну, такие трюки со мной не проходят. Я поднимаюсь, насвистывая, хожу по комнате взад и вперед, — и как гром среди ясного неба, прежде, чем трубка может опомниться, я срываю ее и прижимаю к уху. Телефон настолько ошарашен, что дает мне сигнал готовности. Я внимательно набираю номер, цифру за цифрой, не слишком быстро, но и не слишком медленно. Невероятное случается. Соединение устанавливается, кто-то там снимает трубку, и женский голос произносит:
— Трикотажная фирма Штерн.
Я могу пробормотать только извинения. Меня охватывает невообразимое отчаяние, оно облизывается и заглатывает меня всего. К счастью, телефон впадает в свое привычное молчание. Может быть, он в обмороке. От чрезмерного усердия. Через пару минут он очнулся. Я снова услышал сигнал. Я даже набрал номер. Он, конечно, был занят. Но сигнал снова появился. Но номер снова был занят. Нет, тут что-то не так. Я звоню в справку и к своему удивлению обнаруживаю, что справка тоже занята. При следующем наборе я слышу до боли знакомый звук бульканья минералки, которой полощет горло голубь, при третьем наборе я не слышу вообще ничего, а при четвертом — я не верю своим ушам — "Справка, здравствуйте", — говорит дружелюбным голосом девушка.
Я прошу дать мне номер отдела пищевых консервов в Министерстве общественного питания. Девушка просит меня подождать. Я жду. Проходит минут пять. Где-то на заднем плане слышится перестук пишущей машинки, женский смех, шорох вязальных спиц. Пятнадцать минут. Разряжаясь внезапной вспышкой накопившейся муки, я ору в трубку что-то непотребное — и добиваюсь успеха. Кто-то подходит к аппарату. На этот раз это мужчина. Что я хотел, спрашивает он. Номер пищевых консервов, говорю я. Подождите, говорит он. Я жду. Через три минуты прямо в моем ухе происходит взрыв, который завершается серией крр-крр-крр. Я кладу трубку.
Чтобы занять время, я иду на кухню, приканчиваю там сэндвич, немного сплю, потом принимаю душ, бреюсь и посвежевший возвращаюсь к своему старому занятию. Уже как неизбежные удары судьбы хладнокровно принимаю я все это бульканье, хрюканье, крр-крр-крр, разглаживаю кабель, щекочу трубку, наполовину кладу ее на рычаг, наполовину поднимаю и терпеливо жду, пока телефон не подаст мне знак, что линия свободна. Тогда я накручиваю наборный диск и — слава Всевышнему — на другом конце провода слышу голос: